И это же, конечно, является источником всякой несправедливости. Если новые решения игнорируют неотъемлемые требования бытия, они несправедливы. Несправедливость не в том, что в борьбе силы с силой обнаруживается, что сила одного из вовлеченных в борьбу больше. Выявление этого факта не является несправедливым, оно выполняет творческую функцию. Несправедливость возникает тогда, когда в этой борьбе превосходящая сила используется для подавления или разрушения меньшей силы. Это может происходить во всех формах межличностных столкновений. Чаще всего это такие формы, в которых межличностные столкновения происходят в рамках организационной структуры, и необходимость сохранения и роста организации служит предлогом для несправедливого насилия.
Несправедливое психологическое насилие существует в семейных отношениях, в отношениях, связанных с образованием, и во всех других авторитарных отношениях. Часто бывает, что ребенок, из-за того, что его родители почти всегда имеют строгое или сердитое выражение лица, приобретает на всю жизнь повышенную тревожность. Он чувствует себя отверженным и теряет всякую уверенность в силе и справедливости своего собственного бытия. Его справедливые требования подавляются или превращаются в несправедливые, например, в неосознанную деструктивность по отношению к себе или к другим. Это, со своей стороны, создает у его родителей ощущение, что ребенок сопротивляется или избегает их. Свойственные им как родителям требования тоже не удовлетворяются. Власть, помимо внешней принуждающей силы, может использовать также и психологическое насилие, которое противоречит справедливости в межличностных столкновениях. Здесь возникает большая проблема: существуют ли разные типы власти – власть, которая по самой своей природе является несправедливой, и власть, которая по своей природе справедлива? Кажется, это так: есть «власть как принцип» и есть «власть как факт». Власть как принцип означает, что человек получает власть благодаря месту, которое занимает, и что благодаря этому своему месту он выше критики. Так, если взять самый известный пример, Папа в качестве Папы является высшим авторитетом для любого верующего католика. Точно так же Библия в качестве Библии является высшим авторитетом для любого ортодоксального протестанта. Так диктатор в качестве диктатора обладает высшей властью в тоталитарной системе. Так родители являются властью для несовершеннолетних детей и стремятся сохранить это положение и дальше. Так учители становятся авторитетными для учеников, не прилагая усилий к тому, чтобы сделать их способными мыслить самостоятельно. Все разновидности этой «власти как принципа» суть разновидности несправедливой власти. Такая власть игнорирует присущее человеку требование: он должен иметь возможность принимать окончательные решения самостоятельно. Совершенно иного рода «власть как факт», которая осуществляется или принимается каждым из нас в каждый момент. В ней выражается взаимная зависимость каждого из нас от всех остальных; в ней выражается конечный и фрагментарный характер нашего бытия, наша ограниченная способность оставаться самими собой. Поэтому такая власть справедлива.
Эта ситуация отражается как в зеркале в нашей системе воспитания. Следует спросить, не является ли воспитание как приспосабливание к жизни несправедливостью – по той причине, что оно не дает проявиться внутренне присущему требованию независимости? Не является ли приспосабливание методом подавления и потому – несправедливостью по самой своей сути? На это следует ответить, что воспитание как приспосабливание к жизни справедливо постольку, поскольку преследует цель придать индивидуальности некую форму. Оно несправедливо в той степени, в какой препятствует индивидуальности в создании новых форм.
В конце этой главы я хочу отметить тот факт, что экзистенциалистский бунт в творческой культуре последних ста лет – это попытка проявить справедливость к индивидуальности и поддержать присущее человеку стремление преодолеть приспосабливание с помощью творчества.
VI. Единство силы, справедливости и любви в отношениях внутри групп и между группами
В пятой главе рассматривались вопросы справедливости, любви и силы в человеческих отношениях. При этом речь шла об отношениях человека к человеку, о разных формах этих отношений и о возникающих в этой связи проблемах. Но человеческие отношения существуют не в пустом пространстве. За ними всегда стоит социальная структура. Поэтому нам следует прежде всего поговорить о таких структурах.
Структуры силы в природе и обществе
Анализируя понятие «сила», мы старались понять, что представляет собой сила индивидуального бытия в его отношении к другому индивидуальному бытию. Это было невозможно без отсылок к тем общностям, которые их охватывают (проявляя к индивидуумам справедливость или отказывая им в ней) и устанавливают правила справедливого поведения: традиции, обычаи, законы. Но то, чем мы интересовались, не было связано с жизнью групп. Теперь мы должны обратить внимание на эту сферу социальной жизни.
Структуры силы как в неорганических объектах – кристаллах, молекулах, атомах, так и в органических существах всегда имеют центр. В последних центрированность возрастает, а в человеке достигает состояния самосознания. Тогда возникает новая центрированная структура – социальная группа, которую, если у нее есть явный центр, называют социальным организмом. Организм тем более развит и имеет тем большую силу бытия, чем больше различных элементов объединены вокруг действующего центра. Поэтому человек создает самые богатые, самые универсальные и самые мощные социальные организмы. Однако каждый из составляющих такой организм индивидуумов является независимым центром для самого себя, и потому индивидуумы могут сопротивляться единству социального организма, к которому принадлежат. И здесь становится очевидным, что аналогия между биологическими и социальными организмами имеет свои границы. В биологическом организме его части без целого, которому они принадлежат, – это ничто. В социальных организмах это не так. Судьба индивидуума, отделенного от группы, к которой он принадлежит, может быть несчастной, но отделение необязательно будет фатальным. Судьба отдельного органа, отсеченного от живого организма, – это гниение. Поэтому никакая человеческая группа не является организмом в биологическом смысле. Как семья не является ячейкой квазибиологического организма, так и народ не является чем-то вроде биологического организма.
Это утверждение политически значимо. Разговоры о социальных организмах имеют, как правило, реакционную тенденцию. С их помощью хотят поддержать единство в группах, в которых нет внутреннего согласия; для этого биологические метафоры используются в буквальном смысле. Так действуют и прусский консерватизм, и Римско-католическая церковь. Но отдельный человек – это не орган тела; это первичная независимая реальность, обладающая как личной, так и социальной функциями. Отдельный человек есть социальное существо, но общество не создает индивидуумов. Общество и индивидуум взаимозависимы.
Это служит решающим доводом против широко распространенного метода персонификации группы. Государство часто представляют как личность, обладающую эмоциями, мыслями, намерениями и принимающую решения подобно отдельному человеку. Но есть различие, делающее все это невозможным: у социального организма нет органического центра, объединяющего все бытие таким образом, что становятся возможными централизованные размышления и решения. Центром социальной группы являются те, кто ее представляет: правители, или парламенты, или те, кто имеет реальную власть, не представляя ее официально. Аналогия действует до того момента, когда представительные центры социальной силы приравниваются к размышляющему и решающему центру личности. Но в этот момент происходит то, что можно было бы назвать «обманом метафоры». Аналогию можно проводить метафорически, но не по сути. Ибо решающий центр группы – это всегда часть группы. Решает не группа, а те, у кого есть власть говорить за группу и навязывать свои решения всем членам группы. И они могут делать это без согласия группы (даже молчаливого). Важность этого анализа становится очевидной всякий раз, когда группу делают ответственной за то, что навязано ей решающим центром. Так решается болезненный вопрос о моральной вине народа (например, нацистской Германии). Вину за то, что делается народом, никогда нельзя возлагать непосредственно на народ. Она всегда лежит на правящей группе. Но все люди, составляющие народ, ответственны за существование правящей группы. Немногие в Германии непосредственно виновны в нацистских зверствах. Но все ответственны за приход к власти правительства, которое хотело и было способно делать такие вещи. Те, кто представляет силу социальной группы, являются представительным, но не действительным центром. Группа – это не личность.
