Все зримое обладает поверхностью. Поверхность – та сторона вещей, которая предстает нам первой. Глядя на поверхность, мы видим вещи такими, какими они нам кажутся. Однако если мы действуем исходя из того, чем кажутся нам люди и вещи, мы обманываемся, наши ожидания терпят крах, и поэтому мы стараемся проникнуть вглубь, чтобы разузнать, каковы вещи на самом деле. Но почему люди всегда ищут истину? Не потому ли, что поверхность вещей обманула их ожидания, и они узнали, что истина, которая не обманывает, пребывает под поверхностью, на глубине? И поэтому люди начинают копать все глубже и глубже. Казавшееся истинным сегодня на следующий день видится поверхностным. Встреча с человеком производит на нас некоторое впечатление. Но зачастую бывает так, что если мы действуем исходя из своего впечатления, фактическое поведение этого человека разочаровывает нас. Мы проникаем на более глубокий уровень его характера, и через некоторое время испытываем уже меньшее разочарование. Но этот человек вскоре может сделать нечто такое, что противоречит всем нашим ожиданиям, и тогда мы осознаем, что наше знание о нем все еще поверхностно. И мы вновь стараемся копнуть глубже и докопаться до его подлинной сущности.
Развитие науки шло точно таким же образом. Наука ставила под вопрос общепринятые допущения, кажущиеся истинными всем: и неспециалисту, и среднему ученому. Потом приходит гений и ставит под сомнение истинность этих общепринятых допущений. Когда же оказывается, что эти допущения не истинны, в науке происходят землетрясения, потрясающие ее до основания. Такие потрясения происходили, когда Коперник поставил под сомнение способность наших чувственных восприятий быть основой астрономии, когда Эйнштейн усомнился в наличии абсолютной точки, с которой наблюдатель мог бы рассматривать движение всех вещей. Землетрясение произошло, когда Маркс поставил под вопрос независимость интеллектуальной и моральной истории от ее экономического и социального базиса. Нечто подобное мощному извержению вулкана произошло, когда первые философы поставили под вопрос то, что принималось как данность всеми с незапамятных времен: само бытие. Когда они начали осознавать поразительный факт, лежащий в основании всех фактов, – что есть нечто, а не ничто, – тогда была достигнута непревзойденная и поныне глубина мысли.
Памятуя об этих великих и дерзновенных усилиях, ведущих в глубины нашего мира, нам следует взглянуть на самих себя и на те мнения, что мы принимаем как данность. Тогда мы увидим, что здесь – от предвзятостей, проистекающих от наших индивидуальных предпочтений и социального окружения. Мы будем поражены, когда заметим, сколь неглубок наш духовный мир: он лежит едва ли не на поверхности; сколь немногое из него может выстоять под серьезными ударами. Нечто страшно трагическое происходит во все периоды духовной жизни человека: истины, некогда глубокие и могучие, добытые величайшими гениями благодаря безмерно глубокому страданию и неимоверно тяжелому труду, становятся мелкими и поверхностными, когда их используют при обсуждении повседневных дел. Как может случиться, как случается такая трагедия? Эта трагедия может произойти и происходит потому, что не может быть глубины вне способа ее достижения. Истина в отрыве от способа достижения истины – мертва; если ею все еще пользуются, то она не проникает глубже поверхности вещей. Взгляните на ученого, знающего содержание сотни самых важных книг по мировой истории. Его духовная жизнь все равно остается столь же мелкой, как и прежде, или становится еще поверхностней. А потом взгляните на необразованного рабочего, выполняющего день изо дня механическую работу, и вдруг спрашивающего себя: «Я делаю эту работу: какой в этом смысл! Что это значит для моей жизни? В чем смысл моей жизни?» Благодаря тому что человек задает эти вопросы, он находится на пути в глубину, в то время как другой, изучающий историю, пребывает на поверхности, среди окаменелостей, вынесенных из глубины духовными землетрясениями прошлого. Простой рабочий может увидеть истину, даже если и не сможет ответить на свои вопросы; ученый специалист может не обладать никакой истиной, даже если он знает все истины прошлого.
Глубина мысли есть часть глубины жизни. Большая часть нашей жизни проходит на поверхности. Нас порабощает рутина нашей обыденной жизни: в труде и развлечениях, в делах и отдыхе. Нас одолевают бесчисленные превратности нашей судьбы, приятные и неприятные события. Они управляют нами, а не мы ими. Мы не останавливаемся, чтобы взглянуть в высоту, что над нами, или в глубину, что под нами. Мы всегда движемся вперед, хотя обычно по кругу, приводящему нас на то же самое место, с которого мы начали свое движение. Мы – в постоянном движении, и никогда не останавливаемся, чтобы погрузиться в глубину. Мы все болтаем и болтаем и никогда не прислушиваемся к голосам, обращенным к нашей глубине или звучащим из нашей глубины. Мы принимаем самих себя такими, какими самим себе кажемся, и нам нет дела до того, каковы мы в действительности. Как водители, удирающие с места происшествия, сбив пешехода, мы раним наши души той скоростью, с какой движемся по поверхности, а потом уносимся прочь, оставляя наши истекающие кровью души одни. Мы не достигаем, следовательно, нашей глубины и нашей истинной жизни, и только тогда, когда представление, сложившееся у нас о самих себе, разбивается вдребезги, только тогда, когда мы обнаруживаем, что действуем вопреки всем ожиданиям, выведенным нами из этого представления, и только тогда, когда внутреннее землетрясение колеблет и рвет поверхность нашего самопонимания, – только тогда мы готовы заглянуть на более глубокий уровень нашего бытия.
Мудрость всех веков и всех континентов говорит о дороге, ведущей к нашим глубинам. Способы ее описания бывали очень разными. Но все те, кто был вовлечен в поиски такого пути, – мистики и священники, поэты и философы, люди простые и образованные – благодаря ли вероисповеданию или уединенному испытанию самого себя, в силу ли внутренних или внешних катастроф, или благодаря молитве, медитации, – все они свидетельствовали об одинаковом опыте. Они обнаруживали, что в действительности не таковы, какими себе казались, – даже после того, как под ускользающей поверхностью им открылся более глубокий уровень. Сам этот более глубокий уровень становится поверхностью, когда обнаруживается уровень еще более глубокий, – и так случается вновь и вновь, покуда жив человек, покуда он на пути к своим глубинам.
Сегодня получила известность новая форма этого метода проникновения вглубь личности – так называемая «глубинная психология». Она уводит нас с поверхности нашего самопознания на уровень, где зафиксировано такое, о чем мы ничего не знали, оставаясь на поверхности нашего сознания. Глубинная психология показывает нам качества характера, противоречащие всему тому, что мы знали о самих себе. Глубинная психология может помочь нам отыскать путь, ведущий в наши глубины, хотя и не может помочь нам на дороге, ведущей к последнему смыслу нашего бытия, ибо не может направить нас к самой глубокой основе нашего бытия и всего сущего, к глубинам самой жизни.
Имя этой бесконечной, неисчерпаемой глубины, этого основания всего сущего – Бог. Эта глубина и есть то, что означает слово Бог. Если же для вас это слово не имеет большого смысла, замените его иным и говорите о глубинах своей жизни, об источнике своего бытия, о том, что имеет для вас безусловное значение, о том, к чему вы относитесь предельно серьезно. Быть может, вам, чтобы сделать это, потребуется забыть все, что традиция донесла до вас о Боге, быть может, позабыть даже само это слово. Ведь если вы знаете, что Бог – это глубина, вы уже многое о Нем знаете. Тогда уж вы не сможете называть себя атеистом или неверующим, ибо не сможете думать или говорить: «Нет у жизни никакой глубины! Самая жизнь – мелка. Само бытие – только поверхность». Скажи вы такое вполне серьезно, вы были бы атеистом; в противном же случае вы не атеист: знающий о глубине знает и о Боге.
