Где можем мы ощутить эту новую реальность? Мы не можем найти ее, она нас – может. Она пытается найти нас на протяжении всей нашей жизни. Она – в мире; она несет на себе мир; благодаря ей наше «я» и наш мир все еще не ввергнуты в полное самоуничтожение. Хотя реальность и скрывается за тревогой и отчаянием, конечностью и трагизмом – она повсюду, в душах и телах, потому что все получает жизнь от нее. Новое бытие означает, что старое бытие все-таки не разрушило себя полностью, что жизнь еще возможна, что наши души все еще собирают силы для движения вперед, и что доброе и истинное – не угашены. Реальность пребывает, и она найдет нас. Пусть она найдет нас! Она – сильнее мира, хотя тиха, кротка и смиренна.
Вот в чем смысл призыва Иисуса: «Прийдите ко Мне». Ведь в Нем это новое бытие присутствует таким образом, что определяет Его жизнь. То, что скрывается во всех вещах, что проявляется в нас в великие моменты душевного подъема, – есть формирующая сила этой жизни. Это – уникальность и тайна Его Бытия, воплощение, полное проявление Нового Бытия. Вот в чем причина того, что Иисус может произнести слова, которые никогда ни один пророк или святой не произносили: никто не знает Бога, кроме Меня и тех, кто получает знание от Меня. Бесспорно, слова эти не означают, что Он навязывает нам новую теологию или новый религиозный закон. Они означают, что Он – Новое Бытие, в котором могут участвовать все, ибо это универсальное и вездесущее бытие. Почему Он сказал о себе, что кроток и смирен сердцем, после слов о своей уникальности, после слов, которые в устах любого другого человека выражали бы богохульное высокомерие? Потому что Новое Бытие, формирующее Его, создано не Им – Он создан Новым Бытием. Оно нашло Иисуса, и должно найти нас. И поскольку Его Бытие не результат Его рвения и трудов, и раз оно не рабство религиозному закону, а победа над религией и законом, составляющая Его уникальность, – то Он не навязывает религию и закон, не надевает на людей иго, не взваливает на них бремя. Мы с ненавистью отвергли бы призыв Иисуса, если бы Он призывал нас к христианской религии, или христианским доктринам, или христианской морали. Мы бы не приняли Его притязания на смирение и кротость, не поверили бы Его словам о даровании покоя нашим душам, если бы Он дал нам новые предписания для мышления и деятельности. Иисус не творец новой религии, Он победитель религии; Он не новый законодатель, Он победитель закона. Мы, христианские священники и учителя, зовем вас не к христианству, а к Новому Бытию, для которого христианство должно быть не более чем свидетелем, не смешивающим себя с Ним. Позабудьте все доктрины христианства, позабудьте свои собственные убеждения и сомнения, когда слышите призыв Иисуса. Забудьте всякую христианскую мораль, свои достижения и поражения, когда идете к Нему. От вас не требуется ничего – ни идеи Бога, ни блаженства, ни религиозности, ни христианства, ни мудрости, ни морали. Единственное, что требуется от вас, – это ваша открытость и готовность принять то, что вам даруется: Новое Бытие – пребывание в любви, справедливости и истине – как оно проявляется в Том, Чье иго благо и бремя легко.
Позвольте мне закончить, как я и начал, словом, имеющим личный характер. Если вы люди религиозные и христиане, поверьте мне – было бы нестоящим делом учить христианству ради христианства. Если вы чужды религии и далеки от христианства, поверьте мне – не наша задача делать вас религиозными и превращать в христиан, интерпретируя призыв Иисуса применительно к нашему времени. Мы называем Иисуса Христом не потому, что Он принес новую религию, а потому, что Он – конец религии, потому, что Он – превыше религии и нерелигии, превыше христианства и нехристианства. Мы распространяем Его призыв потому, что он обращен к каждому человеку каждой эпохи, потому что это призыв обрести Новое Бытие, ту скрытую в нашем существовании спасительную силу, что слагает с нас бремя и труды и дарует покой нашим душам.
Не спрашивайте сейчас, что нам делать, какие действия должны вытекать из Нового Бытия, из покоя в наших душах. Не спрашивайте; ведь не спрашиваете же вы, как получаются добрые плоды от добротного дерева. Доброе дерево дает добрый плод; действие вытекает из бытия, и новое действие, лучшее, сильнейшее действие, вытекает из нового, лучшего, сильнейшего бытия. Мы и наш мир были бы лучше, истиннее и справедливее, если бы в нашем мире было больше покоя душам. Наши действия были бы более творческими, более победоносными, преодолевавшими трагизм нашего времени, если бы они брали начало на более глубоком уровне нашей жизни. Ибо наша творческая глубина есть глубина, где мы утихаем и успокаиваемся.
12. Смысл провидения
Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.
Рим. 8:38–39
Эти хорошо известные слова Павла выражают христианскую веру в божественное Провидение. Они содержат первое и основополагающее истолкование приводящих в смущение слов из Евангелия от Матфея, где Иисус велит не думать о своей жизни, пище и одежде и искать прежде всего Царства Божия, ибо вся наша каждодневная жизнь и наши нужды уже ведомы Богу. Мы нуждаемся в таком истолковании, ибо немного найдется положений христианской веры, более важных для повседневной жизни каждого человека, более подверженных неверному пониманию и искажению. И такое неверное понимание с необходимостью ведет к разочарованию, не только отвращающему сердца людей от Бога, но и порождающему мятеж против Него, против христианства и против религии. Когда во время последней войны я разговаривал между боями с солдатами, то они выражали свое отрицание христианской вести в форме нападок на веру в Провидение – нападок, горечь и острота которых были вызваны глубочайшим разочарованием. Прочитав статью великого Эйнштейна, в которой он бросает вызов вере в личного Бога, я пришел к выводу, что между его чувствами и чувствами простых солдат нет разницы. Идея Бога кажется невозможной, потому что реальность нашего мира трудно совместить со всемогущей силой мудрого и праведного Бога.
Однажды, когда я старался растолковать группе христианских и еврейских беженцев парадоксальный характер божественного мироправления словами Второисайи, один весьма известный еврей из Западной Германии рассказал мне, что получил из Южной Франции множество телеграмм о страшной истории стремительной высылки из Германии около десяти тысяч евреев в возрасте девяноста и более лет и их отправки в концентрационные лагеря. Он сказал, что мысль об этом невообразимом несчастье лишает его возможности усматривать смысл даже в самой могучей и впечатляющей вести о божественном Провидении. Какой мы дадим ответ, какой мы можем дать ответ перед лицом острейшей проблемы, ставящей под вопрос все христианство, проблемы, относящейся не к теоретической критике идеи Бога, а к боли человеческого сердца, неспособного больше выносить власти демонических сил на земле?
Павел говорит об этих силах. Он знает их все: ужас смерти и тревогу жизни, неотразимую мощь природных и исторических сил, неясность настоящего и непроницаемую темноту будущего, неисчислимые повороты судьбы, истребление одних живых существ другими. Павел знает все эти силы, как знаем и мы, вновь открывшие их в нашу эпоху, после краткого времени, когда Провидение и реальность казались чем-то само собой разумеющимся. Но Провидение не было и никогда не будет чем-то само собой разумеющимся. Оно, скорее, объект наиболее сильной, наиболее парадоксальной, наиболее рискованной веры. Только будучи таким, Провидение обладает смыслом и истиной.
