В чем оно заключается? Совершенно очевидно, что Провидение – это не какое-то неопределенное обещание, что с Божьей помощью все в конце концов закончится хорошо: в действительности многое кончается плохо. И это не утверждение надежды в любой ситуации: есть ситуации, где не может быть никакой надежды. Это и не предвкушение исторических эпох, когда божественное Провидение будет удостоверено счастьем и блаженством человека: ни для одного поколения Провидение не будет менее парадоксальным, чем для нашего. Вера в Провидение заключается в следующем: когда, как ныне, смерть падает с неба подобно дождю, когда жестокость овладела народами и отдельными людьми, когда голод и преследования гонят миллионы людей с места на место, когда тюрьмы и трущобы всего мира искажают облик человеческих тел и душ – в это время, и именно в это время, мы можем гордиться тем, что все эти беды не отлучили нас от любви Божией. В этом, и только в этом смысле, все вместе служит благу, безусловному благу, вечной любви и Царству Божиему. Вера в божественное Провидение есть вера в то, что никто и ничто не сможет помешать достижению последнего, безусловного смысла нашего существования. Провидение не означает, что Бог все расчислил и предопределил, как целесообразно сконструированную машину. Скорее, Провидение означает тот факт, что в каждой ситуации есть творческая и спасительная возможность, которую ничем нельзя уничтожить. Провидение означает, что демонические и разрушительные силы внутри нас и внутри нашего мира никогда не смогут раз и навсегда завладеть нами, и что узы, связывающие нас с совершенной любовью, никогда не смогут быть расторгнуты.
Эта любовь является перед нами и воплощается «во Христе Иисусе, Господе нашем». Прибавив эти слова, Павел не просто пускает в ход торжественную фразу, как это часто делаем мы, – он употребляет их после того, как указал единственное, что может разрушить нашу веру в Провидение: наше неверие в любовь Бога, наше недоверие Богу, наш страх перед Его гневом, нашу ненависть к Его Присутствию, наше представление о Нем как о тиране, осуждающем нас, и наше ощущение греха и вины. Нашу веру в Провидение разрушает не глубина нашего страдания, а глубина нашего отделения от Бога. Провидение и прощение грехов – не две отдельные стороны христианской веры, они суть одно: уверенность в том, что мы сможем достичь вечной жизни, невзирая на страдание и грех. Павел соединяет оба эти слова в речении: «Кто осуждает? Христос Иисус… Он и ходатайствует за нас, – а потому, продолжает Павел, – Кто отлучит нас от любви Христа? Скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность или меч?.. Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас». Такова вера в Провидение – и только такова.
13. Знание через любовь
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем. Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.
1 Кор. 13:8-12
В приведенных здесь знаменитых словах Павел говорит о вещах, данных нам отчасти, или, как мы бы сказали сегодня, – фрагментарно; и о вещах совершенных, или законченных. Фрагментарное непременно упразднится; законченное пребудет постоянным. Первое – временное; последнее – вечное. Фрагментарным, временным бывает не только одно лишь материальное; это и высочайшие дары Духа Божиего: пророчество – объяснение смысла нашей эпохи и истории; языки – наши экстатические чувствования и речи; и знание – понимание нашего существования. Даже и эти духовные блага должны исчезнуть вместе со всеми материальными и интеллектуальными благами. Все они – фрагментарны, временны, преходящи. Одна лишь любовь не исчезнет; она длится вечно. Ибо Сам Бог есть любовь, согласно Иоанну, доводящему до конца мысль Павла.
Однако в нашем тексте содержится и другое рассуждение, которое по-видимому противоречит этим словам о любви. Павел особо выделяет знание и указывает на различие между нашим отрывочным, косвенным и замутненным знанием и полным, прямым и тотальным знанием, которое должно прийти. Он сравнивает младенческие фантазии со зрелыми постижениями взрослого. Он говорит о том, что совершенно и вечно помимо любви: о видении истины лицом к лицу; о знании столь же полном, сколь полно знание Бога о нас.
Как совмещаются две эти мысли? Разве забыл Павел о том, что только что предрек совершенство и вечность одной лишь любви? Нет, не забыл, ибо заключает эту часть своего послания тем, что вновь подчеркивает непреходящий характер любви, которая превыше всего. Или же слова о знании вставлены сюда без всякой заботы о ясной связи их со всем отрывком? Нет, это не простая вставка, потому что имеется связующее звено между ними, – одна из фраз в этой главе, полная глубокого смысла: «…подобно как я полностью познан». Полностью познан: значит познан Богом. Но существует только один способ познания личности: единение с этой личностью посредством любви. Полное познание предполагает полную любовь. Бог знает меня, потому что любит меня, и я познаю Бога лицом к лицу благодаря подобному единению, которое есть любовь и знание в одно и то же время. Любовь длится, одна лишь любовь выдерживает испытание временем; и кроме любви, вне зависимости от любви – не выдерживает ничто. Более того, видение лицом к лицу и знание средоточия другого «я» подразумеваются любовью. Это не слепая любовь; это продолжающаяся любовь, которая есть Сам Бог. Это зрячая любовь, знающая любовь, любовь, проницающая глубину Сердца Бога и глубину наших сердец. Для любви нет отчуждения; любовь знает; любовь – единственная сила полного и продолжающегося знания. Есть греческое слово, которое обозначает как знание, так и чувственную любовь. Оно может обозначать и то и другое потому, что оба его значения выражают акт единения, преодоления раскола между человеческими существами. Знание следует упразднить постольку, поскольку оно отличается от любви; знание должно стать вечным постольку, поскольку оно едино с любовью. Поэтому мерило знания есть мерило любви. Для Павла различие между знанием и любовью, созерцанием и действием, теорией и практикой существует только тогда, когда речь идет о фрагментарном знании. Полное знание не допускает различия между собой и любовью или между теорией и практикой. Любовь преодолевает кажущуюся враждебность между теорией и практикой; она знает и действует одновременно. Поэтому любовь – превыше всего; поэтому Сам Бог есть любовь; поэтому Христос, как проявление Божественной Любви, полон милосердия и истины. Вот что имеет в виду Павел, вот какое он дает мерило знания.
А теперь посмотрим на наше существование, на знание, которым мы обладаем. Павел говорит, что все наше нынешнее знание подобно восприятию вещей в зеркале и потому имеет дело с тайнами и загадками. У Павла это просто другой способ выражения фрагментарного характера нашего знания, ибо фрагменты вне контекста целого – только загадки для нас. Мы можем гадать о природе целого, окольным путем приближаться к нему, но само целое мы не видим, не постигаем его во встрече лицом к лицу. Света мало, темноты много; мы располагаем несколькими фрагментами, но целым – никогда; у нас множество проблем, решения же их – нет; нам даны только отражения в зеркалах наших душ вне источника самой истины: такова ситуация нашего знания. И такова ситуация нашей любви. Поскольку у нас нет совершенной и длящейся любви, нам отказано в совершенном знании. Поскольку мы, как земные существа, отделены друг от друга, а значит, отделены и от этого безусловного единства, делается невозможной общность знания между отдельными существами, как невозможна она также между ними и Основанием Самого Бытия. Один великий философ сказал, что наше знание простирается настолько далеко, насколько хватает нашей творческой воли. Для определенной сферы жизни это верно, но неверно для нашей жизни в целом. Справедливым же для всего человеческого существования остается тот факт, что наше знание простирается настолько далеко, насколько хватает нашей соединяющей любви.
