Рассмотрим одну из этих сфер – нашу историческую ситуацию, жизнь нашей эпохи. Наша эпоха стала тем, чем она является, в силу бесчисленных решений, следовательно, бесчисленных исключений. Некоторые исключенные возможности отмерли, лишив нас своей творческой силы. Многие из них не умерли и, исчезнув на некоторое время, ныне возвращаются, неся с собой разрушение. Былое величие нашей эпохи породило нынешнюю ее трагедию и трагедию всех, кто живет в ней. Даже те из нас, кто молод, – стары постольку, поскольку принадлежат состарившейся эпохе. Они молоды в своей личной витальности, но стары участием в трагедии нашего времени. Верить, что юность как таковая обладает спасительной силой – иллюзия. Когда ветшали и гибли древние империи, их юношество не спасло эти империи. И наше молодое поколение не спасет нас только потому, что молодо.
Мы приняли множество решений, чтобы стать тем, чем являемся. Но каждое решение трагично, потому что это решение против чего-то, что нельзя подавить безнаказанно.
В начале нашей эпохи мы приняли решение в пользу свободы. Это было верное решение; оно создало нечто новое и великое в истории. Но, приняв это решение, мы исключили безопасность, социальную и духовную, без которой человек не может жить и расти. И теперь, на закате нашей эпохи, стремление принести в жертву свободу ради безопасности раздирает на части каждый народ и весь мир с поистине демонической силой.
Мы приняли решение в пользу средств контроля над природой и обществом. Мы создали их, и мы привнесли нечто новое и великое в историю всего человечества. Но мы исключили цель. Мы никогда не были готовы ответить на вопрос: «Для чего?» И теперь, когда мы приблизились к старости, средства притязают на то, чтобы заменить собой цели; наши орудия стали нашими хозяевами, а наиболее могущественные из них превратились в угрозу самому нашему существованию.
Мы приняли решение в пользу разума против отживших традиций и почтенных суеверий. Это было великое и мужественное решение, и оно придало человеку новое достоинство. Но, принимая это решение, мы исключили душу – основу и силу жизни. Мы отсекли наш ум от нашей души; мы подавили душу внутри нас, дурно обошлись с ней в других людях и в природе. И теперь, когда мы стары, силы души, неся с собой разрушение, вторгаются в наш ум, причиняя нам умственные расстройства и душевные недуги, вызывая распад душ миллионов людей, особенно здесь, в Америке, но также и во всем мире.
С самого начала нашей эпохи мы приняли решение в пользу нации как выражения нашего особого способа жизни и нашего уникального вклада в историю. Это было великое и творческое решение, и в течение столетий оно проявляло свою действенность. Но приняв это решение, мы исключили человечество и все символы, выражающие единство всех людей. Былое единство было разрушено, и не нашлось ни одной международной группы, которая могла бы восстановить его. Теперь, когда наша эпоха вступила в период старости, наиболее могущественные нации сами притязают на то, чтобы представлять собою человечество, и пытаются навязать свой образ жизни всем людям, порождая разрушительные войны, которые могут примирить и объединить всё человечество в могильном покое.
Наша эпоха сделала выбор в пользу секулярного мира. Это было великое и долгожданное решение. Оно сбросило Церковь с ее трона, Церковь, ставшую подавляющей и поддерживающей предрассудки силой. Это решение освятило нашу обыденную жизнь и наш труд. И тем не менее оно исключило то глубокое, за что ратует религия: ощущение неисчерпаемой тайны жизни, постижение предельного смысла существования и неодолимую силу безусловного поклонения – то, что не может быть исключено. Если же мы пытаемся изгнать их в их божественных образах, они возникают вновь, но уже в образах демонических. Ныне, в эпоху старости нашего секулярного мира, мы увидели самые ужасающие проявления этих демонических образов; мы заглянули в тайну зла глубже, чем большинство поколений, живших до нас; мы увидели безоговорочное поклонение миллионов людей сатанинскому образу; мы ощущаем смертельную болезнь нашей эпохи.
Такова ситуация нашего мира. Каждый из нас должен сознавать, что участвует в этой ситуации, и что силы его собственной души, часто делающие его старым в ранние годы, – часть тех сил, что приводят к старости нашу эпоху. Каждый из нас укрепляет эти силы, и каждый из нас одновременно их жертва. Мы в пустыне, о которой говорит пророк, никто из нас не знает, как из нее выйти. Некоторые идеалисты говорят нам: «Принимайте решения, но не отвергайте ни единой возможности! Берите лучшее у всех возможностей. Сочетайте их. Тогда наша эпоха снова станет молодой!» Но это не выход. Ни один человек, ни один народ таким образом юным не станет. Новое не возникает из частей старого, которое все еще живо. Когда приходит новое, старое должно исчезнуть. «Но вы не вспоминайте прежнего, и о древнем не помышляйте», – говорит пророк. «Древнее прошло, теперь всё новое», – говорит апостол. Новое восстает из смерти старого. Новое создается не из старого, не из лучшей части старого, но из смерти старого. Не старое создает новое, но то, что по ту сторону и старого и нового, – Вечное.
«Вот, я делаю новое; ныне же оно явится; неужели вы этого не хотите знать?» Если бы новое было частью старого, пророк не спросил бы: «Знаете ли это?», ибо и без того всё было бы ясно. Однако новое трудно воспринять. Новое скрыто в глубочайшей тайне, окутывающей каждое творение, – как рождение, так и возрождение. Оно выходит на свет, – т. е. выходит из тьмы этой тайны.
Нет ничего более удивительного, чем возникновение нового в нас самих. Мы не предвидим и не наблюдаем его роста. Мы не пытаемся вызвать его силою нашей воли, мощью нашего чувства или ясностью нашего разума. Напротив, мы ощущаем, что пытаясь вызвать его, мы препятствуем его приходу. Своими стараниями мы произвели бы старое в силе старого, но не новое в силе нового. Новое бытие рождается в нас как раз тогда, когда мы верим в него меньше всего. Оно появляется в отдаленных уголках нашей души, которые мы оставляли в забвении долгое время. Оно вскрывает глубокие уровни нашей личности, которые были закрыты старыми решениями и исключенными возможностями. Оно указывает путь там, где раньше не было никакого пути. Оно освобождает нас от трагической необходимости решать и исключать, ибо дается еще до всякого решения. Новое мы замечаем в себе внезапно! Новое, к которому мы стремились, которого страстно желали, приходит к нам в тот миг, когда мы утратили всякую надежду когда-либо обрести его. Вот что прежде всего нужно сказать о новом: оно возникает тогда и там, где и когда захочет. Мы не можем принудить его явиться нам и не можем вычислить его. Для обретения нового есть только одно условие: готовность; и готовность означает понимание того, что прежнее стало старым и влечет нас к уничтожению наших душ именно тогда, когда мы сильнее всего стараемся спасти то из старого, что, как мы думаем, может быть спасено.
То же самое касается и нашей исторической ситуации. Рождение нового столь же удивительно и в истории. Новое может возникнуть в каком-нибудь темном углу нашего мира. Оно может возникнуть в такой социальной группе, где его появление менее всего ожидалось. Оно может возникнуть в такой деятельности, которая кажется совершенно ничего не значащей. Оно может возникнуть в разгар национальной катастрофы, если в этой ситуации найдутся люди, способные увидеть новое, о котором говорит пророк. Новое в истории всегда приходит тогда, когда люди меньше всего в него верят. Но, без всякого сомнения, новое приходит только в тот миг, когда старое видится как старое, трагичное, умирающее, и когда не видно выхода. Мы живем именно в такой момент истории, это наша ситуация. Мы осознаем эту ситуацию в ее глубине только если не будем по-прежнему говорить: «Мы знаем, откуда придет новое. Оно придет из этого установления, из этого движения, из этого особого класса, этой нации, этой философии, этой Церкви». Разумеется, нельзя исключить, что любое из перечисленного может стать местом, где явится новое, но ничто не может гарантировать его появления. Те из нас, кто видели в одной из этих сфер избранное место нового, испытали разочарование. Якобы новое всегда оказывается продолжением старого, углубляющим его разрушительные противоречия. И потому я повторяю: прежде всего мы должны сказать о новом то, что новое нельзя вынудить к существованию, его нельзя вычислить. Всё, что мы можем сделать, – это быть готовым к нему. Мы должны как можно глубже осознать, что прежнее становится старым, что оно разрушает нашу эпоху как раз тогда, когда мы самым отважным образом стараемся сохранить от него лучшее. И мы должны постараться осознать это как в области социальной жизни, так и в области личной жизни. Не иначе чем в страстном стремлении к новому мы можем осознать, что старое есть старое и умирающее. Пророки, ищущие то новое, что делает Бог, наиболее страстно и активно участвовали в ситуации своего народа. Но они знали, что ни сами они, ни старое – нового не принесут.
