Г-ЖА ПАПАИ поняла причину моей озабоченности и объявила, что отказывается от того, чтобы самой подписывать письмо, однако хотела бы, чтобы в какой-то форме на книгу вышла рецензия с указанием на ее ошибки и «художественную» ценность.
Сошлись на том, что мы выясним, какие мы видим возможности для соответствующей критики книги.
Г-ЖА ПАПАИ просит, чтобы мы сделали возможным въезд в Венгрию для ее родственника ГРЕГОРА ЦВИ ХАВКИНА. ХАВКИН гражданин Израиля, который уже несколько лет живет в США и занимается исследованиями в области психологии животных, она передала данные ХАВКИНА (прил. № 2).
В конце встречи мы поговорили о детях Г-ЖИ ПАПАИ
[156].
Заключение:
По вопросу о книге РАПЧАНИ предлагаю установить связь с отделом III/III-1 МВД.
И дальше само это зловещее письмо, идеально отражающее ту шизофрению, тот не имеющий выхода лабиринт, в которых существовали и в которых бились г-н и г-жа ПАПАИ, мои отец и мать, – что здесь, что в большом мире.
Три досье г-на ПАПАИ, правда, пропали, но донесения его еще лежат, затаившись, в других досье – как, например, вот этот всплывший пару дней назад обзор печати, датированный 1972 годом, очевидно, одно из последних донесений г-на ПАПАИ, которое касается выходящего в Италии ежемесячника «Ха-тиква» (что значит «надежда», так же называется и государственный гимн Израиля). В этом донесении г-н ПАПАИ остроумно изобличает двуличие издания: журнал делает вид, что он не сионистский, тогда как на самом деле он как раз сионистский. Г-н ПАПАИ видит все насквозь, его беспощадная железная логика (которая вообще-то больше похожа на пародию – не сердись, папа, я должен был это сказать) покоится на единственном неизменном основании: непоколебимой приверженности текущей позиции великого Советского Союза. Даром что этот, казалось бы, высокого уровня журнал открыт другому мышлению – как это выясняется уже из папиного изложения его содержания; с точки зрения г-на ПАПАИ, это все лишь хитрое коварство, подлая, скрытая пропаганда. По сути дела, папа проецирует на предмет анализа логику, пленником которой сам и является. Ни туда ни сюда. Возможна только одна истина. Этот рапорт – прямо-таки рентгеновский снимок того непроглядного лабиринта, где еще в пору своей юности заблудились г-н и г-жа ПАПАИ и откуда, к сожалению, они так никогда и не выбрались.
РАПОРТ
Будапешт, 26 января 1972 г.
«Ха-тиква»… журнал Союза еврейской молодежи Италии.
В ноябрьском номере рассказывается о XXIV съезде Союза.
Из решений выясняется, что, подчеркивая свою «независимость» от сионистских движений, Союз прямо и косвенно стоит на службе Израиля и политики сионизма.
Зная левые настроения итальянской молодежи, Союз выдвигает программу c отчетливо «левым» уклоном… Она хитрым образом предполагает обеспечение прав палестинских арабов, там сказано, что на оккупированных территориях не должны создаваться военные поселения, но в то же время не говорится, как палестинцам отстаивать свои права, а основной акцент ставится на гарантировании прав израильтян.
В связи с «антисемитизмом» резким нападкам подвергаются Сирия, Ирак и Советский Союз.
При всех многократных констатациях, что журнал сионистским не является, он находит тысячу способов для рекламы Израиля, размещает объявления, оплаченные израильскими фирмами, организует курсы иврита и семинары по Израилю, равно как образовательные поездки в Израиль.
Под видом «свободной дискуссии» журнал публикует мнения именитых сионистов, предоставляет слово… одному из руководителей Всемирного союза еврейских студентов, который призывает к сплочению сионистов и несионистов. (Он, конечно, спешит оговориться, что несионисты – это ни в коем случае не антисионисты.)
Секретный сотрудник под кодовым именем Папаи, собственной рукой
Примечание:
Мы продолжим изучение журнала «Ха-тиква» в рамках учета итальянских сионистских организаций.
Майор полиции Янош Сакадати
С точки зрения старшего лейтенанта, официальная линия – это всего лишь линия; если ее проведут куда-нибудь в другую сторону, значит, линия пройдет где-то в другом месте; с точки зрения моей матери, «линия» была вопросом жизни и смерти, колючей проволокой под током. Хорошо было бы не включать в книгу этот текст, но, к сожалению, не могу этого сделать: хоть Брурия и просиживала ночи напролет, с поразительной восприимчивостью воссоздавая иглой и нитками картину Брейгеля, она не заметила, что «Иерусалиму» Рапчани, который она считала (я, кстати, думаю, что по праву) книгой односторонней, поверхностной и пропагандистской, присуща та же самая логика, что и ее письму. Фраза (из письма в итоге вычеркнутая), в которой она сравнивает Голду Меир с Рудольфом Хёссом, как раз и есть эта зеркальная логика, доведенная до абсурдного конца. И есть в нем еще одно крайне интересное предложение; оно рождено – с точки зрения стиля и грамматического строя – из фраз, которых она поднабралась в разнообразных, читавшихся на протяжении десятилетий идеологических изданиях и новостных статьях, и потому наглядно представляет внутреннюю неразбериху, присущую также и автору письма: «Пропускать этот факт значит не прояснять реальность, а только порождать неразбериху у людей в головах».
Тем не менее автор письма права: книга Рапчани действительно односторонняя. Но столь же односторонняя, как и это письмо. Ведь извращенная зеркальная логика работает и в обратную сторону, а именно в том аргументе, что арабы – все поголовно нацисты. Когда отец автора этого письма, мой глубоко религиозный дед, прибыл в 1922 году в Иерусалим, он с удивлением обнаружил, что страна отнюдь не пуста, как ему говорили, потому что, вопреки рассказам, там живут арабы, да к тому же эти арабы, или бедуины, живут, как жили библейские евреи; и по этой причине он взял в соответствии с арабским обычаем имя «отец Саула» в честь своего перворожденного сына и стал, таким образом, Ави-Шаулом, – и где тогда был Советский Союз и где нацисты! Тем не менее в зеркальной логике кипящего негодованием автора этого письма образ страдальцев, который до этого – на протяжении тысячелетий, кстати, – относился к евреям, переходит к палестинцам, террористами же – и никаких возражений тут быть не может – становятся израильтяне. Пугает даже не само заключение, к которому поневоле приходит это механическое до мозга костей мышление, а скорее то, что она не замечает и не может заметить, на каких глиняных ногах стоит ее аргументация и насколько заранее готовым является каждое ее заключение; и что толку в том, что за этим кроются реальные страдания и глубокое личное знание города – ее и вправду чудесного родного города и его обитателей, – если в любой момент новый поворот политической линии, в которой не отыщешь даже следов принципиальности, мог затереть и переписать ее действия и высказанные мнения, и она это слепо принимала. Такие мелочи, как причины, по которым меняется или не меняется политическая линия Венгрии, Брурия пропускала, закрывала на нее глаза. Она ведь билась в лапах людей, которые писали о ней следующее:
