С уважением,
Форгач Марцелне /
Брурия Ави-Шаул
Будапешт, 6 апр. 1984 г.
Вот мамино мировоззрение, со всеми причиндалами. Ею руководит не расчет, не скрытый интерес, единственное, чего она хочет, – это проорать правду. А потом она сдается.
Три недели спустя, 2 мая, старший лейтенант Дора докладывает:
В связи с книгой Рапчани Г-ЖА ПАПАИ сообщила, что разговаривала с сотрудником Института внешних связей товарищем ЭНДРЕФИ, который был того же мнения, что и мы, то есть чтобы она никому не отсылала письмо с отзывом на книгу. Продолжая эту мысль дальше, я смог убедить Г-ЖУ ПАПАИ, что в этом случае она вызовет письмом – в какую бы инстанцию она его ни отправила – лишь негативное воздействие.
Ожидаемого ею результата можно добиться только основательной, медленной, но непрерывной работой, которая, однако, относится уже к нашей сфере. Я поблагодарил Г-ЖУ ПАПАИ за то, что она привлекла наше внимание к опасной книге, и заверил ее, что мы сделаем все ради того, чтобы в будущем такого по возможности не происходило, однако это можно осуществить лишь в результате борьбы, поэтому немедленных эффектных результатов ожидать нельзя. В конце нашей беседы зашла речь о состоянии здоровья г-на ПАПАИ, потом обсуждали первомайские праздники. В 15:30 мы закончили встречу на том, что я при первой же возможности верну Г-ЖЕ ПАПАИ письмо П. ГЕЙМ.
Заключение:
Воздействием аргументов и времени Г-ЖУ ПАПАИ, похоже, удалось успокоить, она отказалась от публичного распространения своей критики.
Поражение за поражением. Но все же старший лейтенант всесторонне обсудил с г-жой Папаи первомайские праздники.
Когда мой ученый дед давал своей дочери столь редкое и красивое имя Брурия (по значению – «светлая, яркая» – более-менее соответствующее латинскому «Клара»), кто знает, не передал ли он ей вместе с тем – через судьбу другой Брурии, дочери достославного рабби Ханины бен Терадиона, сожженного на медленном огне римлянами, и жены великолепного рабби Меира, – предрасположенность к трагедии и катастрофе? Ибо по легендам – хотя эти легенды возникли много столетий и событий спустя, – блистательно умная Брурия, которая с такой охотой подтрунивала над учеными раввинами, Брурия, на которую не раз ссылается вавилонский Талмуд – таким разумом и такой красотой она обладала, – умерла якобы так: после того как ее муж, рабби Меир, который, согласно другой истории, должен был бежать в Вавилон, потому что вызволил младшую сестру Брурии из устроенного для римских оккупантов борделя (причем девственницей), так вот этот Меир – исключительно, кстати, из научной любознательности – поручил своему ученику соблазнить Брурию, чтобы тем самым доказать ей и всему свету даже не слабость женщин, а скорее то, что женщина, которая слишком много копается в Талмуде и слишком много умствует, становится более сладострастной и подверженной греху, чем та, которая этого не делает. Ранее Брурия не раз поднимала этот довод на смех. Тем не менее осаде молодого ученика она в конце концов уступила, хоть и долго ее сдерживала, и пришла от этого в такое горе, что, как гласит легенда, повесилась. В других источниках утверждается, что она умерла от стыда. В этой связи родилось много ученых комментариев, предлагающих смягчающие обстоятельства. Согласно одному из них, соблазнителем был сам рабби Меир, только переодетый. Брурия, пишут комментаторы, должна была просто согласиться: мол, это утверждение Талмуда о женщинах, конечно, верное, а она – лишь исключение, – но она не согласилась, и поэтому пришлось ее посрамить. Выходит, Брурия была одной из первых феминисток. «По какой дороге мне следует идти в Лод?» – спросил у нее один раввин. Брурия устроила ему разнос, сказав, что если дело и вправду обстоит так, как недавно говорил рабби, а именно что ученым мужам следует вести с женщинами как можно более короткие разговоры, то он мог бы спросить: «В Лод – куда?» Из этого мне уже, в общем-то, ясно, что на Брурию, эту насмешливую жену раввина, бросает историческую тень интеллектуальная зависть позднейших самцов-талмудистов. Ибо Брурия за один-единственный день выучила от 300 учителей 300 галах, и в вавилонском Талмуде она то и дело появляется со своими остроумными или едкими репликами и толкованиями. Брурия, скажем прямо, – одна из звезд Талмуда. Когда ее муж готов уже был перерезать своих слишком шумных соседей, мешавших медитации, Брурия объяснила ему, что в псалмах говорится не об истреблении грешников, а об истреблении греха. По мидрашу, самый знаменитый ее поступок тоже трагичен: как-то на праздники муж ее куда-то уехал, и в это время жизни обоих их сыновей неожиданно унесла болезнь. Когда муж вернулся, она не сказала ему, что произошло, а сначала спросила: «Не так давно некто доверил мне кое-что на хранение, а теперь пришел и просит назад. Отдаем или нет?» А муж ей: «Дитя мое, если кому-то вручили нечто на хранение, разве не должен он вернуть это владельцу?» – «Если бы ты не сказал, я бы не отдала». И взявши его за руку, повела в комнатку, где на кровати лежали их покойные сыновья, и сняла с них саван. Рабби Меир заплакал, а Брурия произнесла: «Не ты ли говорил, что вверенное на хранение следует вернуть владельцу?»
* * *
Во дворе нашего дома, под каштаном, мы играем в шнур, почти стемнело. По правилам нужно попасть монеткой в десять, двадцать или пятьдесят филлеров на прочерченную в пыли линию или кинуть так, чтобы она встала на ребро у стены дома, если правило было такое. Тот, кто последним попал на линию, забирал все деньги, точнее, он мог первым их потрясти, и все «орлы» доставались ему. Если он попадал при этом в другую монетку, ее можно было забрать, это тоже было его. Понятно, что каждый игрок стремился оказаться последним, и поэтому, как только выигрыш был поделен в соответствии с различными правилами, кто-нибудь выкрикивал:
– Чур, я последний!
– Я предпоследний!
– Предпредпоследний!
– Предпредпредпоследний!
– Предпредпредпредпоследний!
– Предпредпредпредпредпоследний!
В этот момент из темного окна на третьем этаже высовывается женская фигура и говорит мелодичным голосом:
– Но теперь давайте уже таки заправду последний предпредпоследний.
Я смотрю на нее, задрав голову, и в пробивающемся из прихожей свете вижу, как мерцает ее улыбка.
29 марта 2014 – 30 сентября 2015
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ЛИСТ
Досье, содержащее на сегодняшний день 48 документов на 79 листах, мною закрыто.
Будапешт, 30 декабря 1985 г.
Ст. лейтенант Й. Дора
Примечания переводчика
Многое из рассказанного в этой книге может показаться молодому российскому читателю чуждым и не вполне понятным – и в силу исторической дистанции, и в силу разности опыта, пройденного странами Центральной Европы после распада «Восточного блока» в самом начале 1990-х годов.
Первое, что стремились демонтировать сторонники демократических перемен как в СССР, так и в странах, находившихся в его орбите, были секретные службы, как бы они ни назывались: КГБ, Штази, Секуритате, «Статни беспечност» или, как в случае Венгрии, отдел III/III Министерства внутренних дел, – чтобы разоблачить и показать во всех подробностях ту работу по уничтожению нормальных общественных связей и человеческого достоинства, которую эти службы вели. Сейчас уже видно, насколько успешно реализовались эти усилия в разных странах.
