Тереза сама проводила их, и маркиза разрыдалась, поскольку, по ее словам, «в ту пору не было ни одного жителя Бордо, который не был бы обязан жизнью либо своего родственника, либо друга нашей Богоматери-спасительнице». Она описывала ее как женщину, «излучавшую очарование, которое невозможно выразить никаким словом». Сохранилось также письмо знатной дамы, эмигрировавшей за границу, но затем вернувшейся в Париж во времена Директории и отзывавшейся о Терезе таким образом: «…она прекрасна как ангел, обладает умом, талантами, чрезвычайно добрым сердцем……она помогала всегда, когда могла, безо всякого расчета; достаточно было быть несчастным, чтобы пробудить в ней интерес…».
Естественно, влияние Терезы не могло пройти незамеченным для членов Комитета общественной безопасности, возненавидевших аристократку не только за то, что связь с ней запятнала чистоту республиканской репутации Тальена, но и за то, что она мешала им заниматься их кровавым ремеслом. Жан-Ламбер был безумно ревнив; в Терезу влюбился генерал Брюно, будущий маршал императора Наполеона, и Тальен немедленно добился его откомандирования из Бордо. Тереза ловко воспользовалась разногласиями между членами комитета, что позволило Тальену убедить Изабо (есть подозрение, что этот непоколебимый республиканец дал свое согласие не без задней мысли свалить своего коллегу), в соответствии с законом от 14 фримера о комитетах (чисто юридическое хитросплетение, которое не могло никого обмануть) распустить Комитет общественной безопасности Бордо, дабы «реорганизовать его на свой манер». В Париже этим были неприятно удивлены и немедленно потребовали разъяснений. Ответное письмо содержало следующую формулировку:
«Мы полностью согласны с вами по поводу необходимости сочетать правосудие и гуманность с несгибаемой суровостью закона; все виновные будут караться; тем временем, со своей стороны, перед невиновными, которые встречаются между задержанными, открывается возможность их выявления. Таким образом, сие представляет собой единственное решение, дабы еще сильнее воссияло революционное правосудие».
На это Париж не отреагировал никоим образом, и Изабо будто бы стал союзником Тальена. В дальнейшем стало понятно, что он вел себя таким образом, готовясь нанести своему коллеге жестокий удар позднее. Тем временем Тереза убедила любовника произвести инспекцию крепости д'А с целью улучшения условий содержания заключенных. Тот явился туда при полном параде в мундире комиссара Конвента. Как писали позднее свидетели, Тальен был потрясен. «Он, который не моргнув глазом принимал участие в сентябрьских убийствах и спокойно взирал на пронесение головы принцессы де Ламбаль на пике по улицам Парижа; который причинил столько страданий народу Бордо, зарыдал, увидев условия, в которых томились заключенные крепости д'А. Что за ирония судьбы!»
Весть о столь неординарном поступке немедленно дошла до Парижа, и в Бордо полетел суровый приказ воздержаться от подобных поступков в будущем. Тальену же предписали явиться в столицу для объяснения по поводу проявленной им «революционной слабости». 22 февраля он убыл из Бордо. По приезду в Париж ему удалось с блеском защититься в Конвенте, причем его поддержал один из наиболее видных деятелей революции Дантон вместе со своими сторонниками, так называемыми «снисходительными», выступавшими за смягчение террора. Тальена даже избрали председателем Конвента; должность эта была ротационной и чисто декоративной, исполнявшие ее лица менялись каждые 15 суток.
Тереза чувствовала, что осталась в Бордо совершенно беззащитной и пыталась всеми силами укрепить свое положение, доказать преданность революции. 4 апреля 1794 года она выступила в Национальном клубе якобинцев Бордо с «Обращением Конвенту по обязанностям гражданок». Хотя в нем и выражалось мнение, что «было бы справедливо разрешить женщинам пользоваться теми же политическими правами, которые дают жизнь всем важным решениям и социальным правам», докладчица тут же поспешно делала оговорку: «Горе женщинам, которые, игнорируя прекрасное назначение, к каковому они призваны, будут лицемерно высказывать бессмысленное желание присвоить себе преимущества мужчин, чтобы освободить себя от своих собственных обязанностей. Они лишаются таким образом добродетелей своего пола и не в состоянии приобрести добродетелей другой половины человечества». Далее Тереза высказывалась в пользу семейных ценностей, но считала, что незамужние женщины должны быть обязаны оказывать помощь во «всех священных убежищах несчастья и страданий, дабы доставить утешение и заботливый уход всем, достойным сожаления», уделяя особое внимание больным и раненым республиканцам. Доклад произвел весьма благоприятное впечатление на участников заседания, его отправили в Образовательный комитет Конвента, а там положили под сукно.
Для подтверждения революционного пыла жителей Бордо, гражданка Кабаррюс 2 апреля стала соучредителем фирмы по производству селитры (необходимого ингредиента для изготовления пороха, в котором так нуждалась воюющая республика). Вторым соучредителем, который, собственно, и занимался этим предприятием вплотную, был сын бордосского негоцианта, 14-летний Жан Мартель. Фирма отнюдь не была фикцией и продолжала успешно действовать даже после того, как соучредительница покинула Бордо.
Но Тереза не была бы Терезой, если бы не попыталась обеспечить себе надежного покровителя, полностью подпавшего под влияние ее чар. Дабы не оголять столь важный регион как Бордо, на время отсутствия Тальена в город была послана замена в лице совсем юного (ему недавно исполнилось 19 лет) Марка-Антуана Жюльена, слепо преданного республике. Для него добродетель являлась непреклонным законом, и закон этот подлежал исполнению даже ценой крови. Тереза давно отказалась от попыток соблазнить Изабо, ибо у того проявились, так сказать, нетрадиционные наклонности, и решила испробовать свои испытанные приемы на Жюльене. Она пригласила его на ужин к себе в особняк, тщательно продумав свой туалет, скромное белое платье-тунику с трехцветным кушаком. Тереза с очаровательной улыбкой предложила посланцу Комитета общественного спасения отведать херес, напиток ее родины, но Жюльен ответил, что предпочитает вино своего отечества.
Стол для ужина был накрыт в будуаре, который, как описал его граф Паруа, продуманно являл собой истинное гнездо муз. Ни обилие книг, ни зримые вещественные намеки на множественные таланты госпожи Тальен не оказали никакого впечатления на юного посланца Конвента. Ни изысканный ужин, ни прекрасное вино, ни попытка завести разговор на патриотические темы о предстоящем урожае зерна, воспитании добродетели у подрастающего поколения, производстве селитры для нужд армии и выражение восторга по поводу заботы столичных властей о сохранении завоеваний революции в провинции не смогли пробить брешь в совершенно несокрушимой стене его равнодушия. Не помог испытанный прием исполнения испанской песенки под гитару. Тереза впервые в жизни потерпела полное поражение. Позднее она узнала, что Жюльен отправил в Париж письмо Робеспьеру, в котором хвастался, что смог «устоять перед попытками гражданки Кабаррюс соблазнить меня, всеми ее светскими приманками и неописуемым сумасбродством. Ему удалось отбиться от грубых ухищрений старой и искушенной дамы, набившей руку на совращении».
