Эта мода возвратила Розу в ее юность на Мартинике, откуда креолки принесли во Францию моду на муслиновые и ситцевые платья. Хотя с виду эта простота должна была внести свой вклад в уменьшение трат светских дам на туалеты, на самом деле этого не произошло. Неизвестно откуда возникло поверье, что этот муслин может сохранить свою ослепительную белизну лишь тогда, когда его будут стирать в Вест-Индии. Поэтому наиболее модные дамы отправляли свои платья на стирку в Сан-Доминго, точно так же, как мужчины заказывали себе рубашки на Кюрасао. Новый облик пришелся как нельзя более к лицу мадам де Богарне. Ее изящная фигура среднего роста излучала неотразимое обаяние женственности, вызывая у мужчин непреодолимое желание взять это хрупкое создание под свою защиту. Еще большее очарование молодой женщине придавал ее неповторимый мелодичный голос с легким креольским акцентом, завораживавший Наполеона, и влекущий взгляд слегка раскосых очей, полуприкрытых веками. Любопытно, что современники считали их синими, на портретах же они изображены карими. В одном из ее паспортов цвет глаз указан как черный, в другом — странным образом «оранжевый». У Розы была довольно смуглая кожа, но она, как писала позже ее статс-дама мадам де Ремюза, «обладала несравненной сноровкой в использовании белил и румян», что, кстати, весьма заметно на нескольких ее портретах.
Ей приписывали несколько интрижек, особенно усердствовали желающие очернить разжалованную императрицу во времена реставрации династии Бурбонов после падения Наполеона. Известно, что сам Наполеон упоминал о ее связи с герцогом де Лоржем. Ходили также слухи о графе де Кресни и шевалье де Куаньи, сорокалетнем щеголе. Во времена Консульства эти слухи были подкреплены тем фактом, что, хотя де Куаньи будто бы принимал участие в неудавшемся покушении на жизнь Наполеона, ему, тем не менее, особым указом было даровано помилование.
Свободная жизнь, которую начала Роза, очень быстро ознаменовалась тем, что она немедленно погрязла в долгах и не выходила из этого состояния до конца своей жизни. Подобно ее отцу, она была совершенно неспособна навести порядок в финансах. Как муж, так и отец, присылали деньги нерегулярно, и Роза была вынуждена, например, обратиться к налоговому инспектору с ходатайством освободить ее от уплаты подушного налога в размере 66 ливров 15 солей 3 денье: «Осмелюсь заявить вам, что на меня наложен налог чрезмерный в отношении моих возможностей». Ей стало не легче после того, как Евгению исполнилось пять лет, и отец поместил его в пансион. В начале 1787 года ее дядя, барон Таше, приехал во Францию и привез ей 2789 ливров, но они буквально протекли у нее сквозь пальцы, как вода.
Роза продолжала совершенствоваться в создании своего нового облика, но в Фонтенбло под надзором свекра и отчима ей негде развернуться. Случай помог ей вырваться из этой опостылевшей обстановки, ибо первые месяцы 1788 года она провела в Париже по приглашению старых знакомых де Богарне, семьи швейцарского банкира де Ружемон. Вместе с маленькой Гортензией она жила в их парижском особняке. Гостеприимные хозяева старались развлечь молодую женщину, вывозили ее на спектакли в Итальянской и Французской опере, на прогулки по Парижу. Роза видела веселую, по последней моде одетую, ничем не стесненную публику, ловила на себе восхищенные взгляды мужчин и осознавала, что ей вполне под силу покорить многих из них. Конечно, такие женщины как мадам де Сталь и Фелисите де Жанлис, которыми восхищался Александр, — умные и несравненные собеседницы, но разве большинство мужчин привлекают только такие особы? Розу снедало желание вырваться из-под опеки, но на самостоятельную жизнь у нее не было средств, и она внезапно для окружающих приняла решение уехать на Мартинику.
Визит на родину
Причина для этого путешествия так и остается загадкой для историков. Известно, что у Розы остались устрашающие воспоминания о трансатлантическом плавании во Францию, отбившем у нее всякое желание повторить сей печальный опыт. У нее не было денег, она была вынуждена занять пять тысяч ливров у Ружемонов и тысячу — у мадам де Реноден, продать свою арфу и срочно вместе с маленькой дочерью уехать в Гавр. Оставить девочку в Фонтенбло она не могла, ибо тетка хворала. В портовом городе ей пришлось прождать весь июнь и в конце концов отплыть на торговом судне. Некоторые историки полагает, что путешествие было предпринято с целью скрыть нежелательную беременность. Однако это было бы легче устроить в Париже, где подобных специалистов избавиться от незаконного плода любви было хоть пруд пруди, тогда как явиться беременной в отчий дом означало навлечь позор на семью. Тем не менее, примечательно, что Роза, которая совершенно безо всякого стеснения могла рассказывать о весьма интимных подробностях своей жизни, никогда ни единым словом не упомянула это путешествие. Историки более или менее единодушно решили, что Роза пыталась уладить там как свои финансовые дела (она практически не получила почти ничего из своего приданого в 120 000 ливров), так и дела мадам де Реноден. Возможно, вкусив от парижской жизни, она просто хотела вырваться из-под опеки свекра и тетки.
Но на сей раз плавание прошло довольно приятным образом, отчалив в начале августа, судно бросило якорь у берегов Мартиники 11 сентября. Здесь путешественниц радушно встретили многочисленные родственники, и для Розы началась веселая жизнь, полная развлечений. Оставив девочку на плантации, где дела шли из рук вон плохо, Роза поселилась у своего дяди, барона де Таше, который к тому времени стал мэром Форт-Рояля. Уже через три недели она выступала в качестве крестной матери на обряде крещения своей племянницы Стефани, событии, доставившем большую радость барону де Таше, ибо эта долгожданная малышка появилась на свет после четырех мальчиков. Роза всегда серьезно относилась к поддержанию родственных связей, и в будущем она будет опекать эту девочку, устроит ее брак с принцем Луи-Проспером д'Аренберг.
Форт-Рояль был военно-морской базой флота, приписанного к Антильским островам. Присутствие Розы часто упоминается на балах и ужинах, где Роза танцевала и флиртовала с офицерами. Примечательно, что в письме тетке Дезире она просит выслать ей пять пар английских подвязок, дюжину вееров и муслиновое бальное платье. В этот период ей приписывают нескольких любовников, считается неоспоримым, что таковым совершенно точно был морской офицер граф Сципион де Рур. Обычно цитируют выдержку из дневника некоего морского офицера-монархиста, что в 1789 году он встречал мадам де Богарне, «каковая дама, не будучи именно красивой, тем не менее, была привлекательна из-за ее шика, веселости и доброго сердца… Она довольно открыто бросала вызов общественному мнению… Поскольку ее средства были чрезвычайно ограничены, а тратить она любила, то часто была вынуждена тянуть деньги из кошельков своих обожателей». Трудно сказать, насколько непредвзято это суждение, но оно существует.
Историки объясняют длительное пребывание Розы на Мартинике ее неспособностью наскрести денег на два билета на обратный путь. События в Париже, падение Бастилии доходили на Мартинику лишь смутными отголосками, следует учитывать, что все белые владельцы плантаций были ярыми монархистами. В частности, губернатор долго отказывался носить трехцветную кокарду, что в Париже было обязательным. Однако примерно через год на Антильских островах начались волнения среди рабов против угнетения и расовой дискриминации. К лету 1790 года чернокожие начали создавать комитеты по образцу парижских и добиваться равноправия с белыми. Когда до острова дошли сведения, что «Общество друзей чернокожих» потребовало в Учредительном собрании отмены рабства, в июне 1790 года французский гарнизон Форт-Рояля взбунтовался и присоединился к чернокожим и малообеспеченным белым.
