Если сэр Уильям почувствовал в этом неказистом офицере все задатки будущего героя разгрома французов на море, то для Эммы он не отличался ничем особым от прочих капитанов кораблей, иногда бросавших якорь в Неаполитанском заливе. Во всяком случае, в ее переписке того периода Нельсон не упомянут ни единым словом. Тем не менее, он был принят в палаццо Сесса и затем в королевском дворце со всем радушием и почестями, подобавшими командиру военного судна державы, на защиту которой королевская чета возлагала большие надежды. Эмма даже нашла время показать Неаполь пасынку Нельсона Джошиа Нисбету, который служил на «Агамемноне» под началом отчима. Нельсон сообщил об этом своей жене:
«Леди Гамильтон исключительно внимательна и добра к Джошиа: она показала ему Неаполь. Столь юная дама с изысканными манерами делает честь краям, где она выросла».
В течение последующих пяти лет чета Гамильтонов неоднократно встречала имя Нельсона, сопровождаемое восхвалениями его отваги и дерзости. Но он еще не достиг той славы, которая обессмертила его имя позднее, в воображении современников всех затмевал военный гений Наполеона Бонапарта. Французская армия неумолимо двигалась по Апеннинскому полуострову в направлении королевства обеих Сицилий. Одна за другой возникали франкофонские и якобинские республики (Лигурийская, Цизальпинская и Римская). Движимое чувством коллективизма и верности монархической идее, Неаполитанское королевство также послало 30-тысячную армию на помощь первой антифранцузской коалиции. Неаполитанцы были тут же разбиты вместе со своими союзниками и, согласно Парижскому мирному договору от октября 1796 года, королевство обязывалось сохранять нейтралитет и закрыть порты для судов антифранцузской коалиции. Однако весной 1798 года было получено сообщение о движении французского флота для атаки на Сицилию и Неаполь, так что единственным спасением мог стать только английский флот.
Эмма приходит на помощь
Именно леди Гамильтон обратилась к правительству Великобритании за помощью. Она написала умоляющее письмо адмиралу Джарвису, графу Сен-Винсену, главнокомандующему Средиземноморской флотилией, где самыми яркими красками изобразила исключительную опасность, угрожавшую неаполитанскому двору, и заклинала его прислать флот для спасения королевской семьи. Адмирал отозвался на этот крик о помощи в лучшей рыцарской традиции, галантно адресовав ответ «покровительнице британского флота» и известив ее, что для спасения их королевских высочеств направляет «рыцаря несравненной доблести», каковым являлся контр-адмирал Горацио Нельсон.
За прошедшие пять лет жизнь в постоянных сражениях сильно потрепала моряка. Он получил ранение глаза и, хотя никогда не носил повязки, как это часто приписывается ему, но видел им очень плохо. При попытке взять штурмом город Санта-Крус на Канарских островах ему картечью раздробило локоть правой руки, которую пришлось ампутировать. Но эти невзгоды никак не охладили его боевой пыл. Нельсон черной ненавистью ненавидел французов, о чем не стеснялся упоминать в своей переписке по всякому поводу и без оного.
«Право, при одном упоминании французского имени у меня кровь закипает в жилах… Я настолько не люблю французов, что, кажется, впитал сию ненависть с молоком матери».
В момент обращения леди Гамильтон за помощью Нельсон во главе эскадры из тринадцати 74-пушечных кораблей и трех фрегатов бороздил Средиземное море в поисках французского флота. По имевшимся разведывательным данным, в Тулоне и Марселе сосредотачивались крупные экспедиционные силы под командованием генерала Бонапарта. Куда будут направлены эти силы на боевых и транспортных судах, было неизвестно, но одним из вариантов считалось королевство обеих Сицилий. Поэтому Нельсон отправил сэру Уильяму и его супруге письма, заверявшие их в том, что он будет защищать королевство со всеми свойственными его подчиненным отвагой и напором. Однако ему никак не удавалось напасть на след французской флотилии, его корабли регулярно попадали в шторм, так что возникла насущная потребность загрузить суда провизией и пресной водой на Сицилии, в порту города Сиракузы. Однако же это вступало в прямое противоречие с условиями Парижского договора, и Нельсон отправил капитана Траубриджа в Неаполь испросить у Фердинанда формальное разрешение на эту операцию.
Сложилась именно та ситуация, на основе которой леди Гамильтон позднее основывала свои притязания на пенсию от правительства Великобритании, и на которую ссылался Нельсон в своем известном дополнении к завещанию, ходатайствуя о признании нацией великих патриотических заслуг Эммы. В данном случае леди Гамильтон пустила в ход все свое влияние на королеву Марию-Каролину, дабы корабли Нельсона смогли заправиться в портах Сиракузы и других сицилийских городов. Трусоватый Фердинанд явно боялся гнева Наполеона, но его более здравомыслящая супруга прекрасно понимала, что может уповать единственно на победу Нельсона над французским флотом. В случае же его поражения ничто не могло спасти королевство либо от революции, либо от мести Наполеона. Так что для леди Гамильтон не составило особого труда быстро получить для Нельсона разрешение на выполнение того, что он считал необходимым для своего успеха.
Уверенность Нельсона в важности этой услуги не подвергается никакому сомнению. Впоследствии, за несколько часов до своей смерти, он писал, находясь на борту флагмана «Виктория»:
«Британская эскадра под моим командованием никогда не смогла бы возвратиться второй раз в Египет, если бы не влияние леди Гамильтон на королеву неаполитанскую, которая написала письма губернатору Сиракузы, обязывая его снабдить флотилию всем необходимым, если она зайдет в любой порт Сицилии. Мы зашли в Сиракузы, получили все требуемое, отплыли в Египет и сокрушили французский флот».
Снабдив свою флотилию всем необходимым, Нельсон в конце концов обнаружил французские корабли в бухте при египетской крепости Абукир и в битве на Ниле 1 августа 1798 года разгромил вражеский флот. Известие об этой победе было с радостью встречено в Европе всеми участниками антифранцузской коалиции, но в королевстве обеих Сицилий ликование сторонников монархии и проанглийской партии не поддавалось никакому описанию. Местные же якобинцы явно приуныли и притихли. У обычно выдержанной королевы от радости случился истерический приступ. Эмма, привыкшая театрально оформлять свои действия, разъезжала по улицам Неаполя в открытом экипаже, сидя между двумя офицерами, доставившими сообщение о поражении французов. Вокруг ее лба красовалась лента, на которой надпись из золотых букв гласила: «Нельсон и победа!». В честь разгрома врага вечером в палаццо Сесса устроили иллюминацию из 3 тысяч свечей. Но самая душещипательная сцена разыгралась на борту адмиральского флагмана «Передовой», когда он триумфально зашел в порт Неаполя. Шлюпки с Гамильтонами и королевской четой подплыли к кораблю. Леди Эмма первой взлетела по трапу, заключила героя в свои объятия, в экстазе воскликнула:
— О Боже, возможно ли это! — и упала в обморок. Все это Нельсон описал в письме к жене:
«Вскоре весь Неаполь называл меня "Nostro Liberatore”
[61]… На каждом углу кричат "Vittoria!”, “Viva Nelson!”
[62]. Надеюсь, когда-нибудь у меня представится приятная возможность представить тебя леди Гамильтон. Сие есть одна из самых замечательных женщин на свете. Мало кто может с ней сравниться; она делает честь своему полу».
