Каждая линия начиналась у входа, тянулась вокруг всей пещеры и возвращалась обратно, с другой стороны, цвет их менялся в зависимости от уровня с буро-красного внизу, переходя выше к розовым, светло-бежевым, малиновым и сиреневым оттенкам, а затем снова становясь песочным и резко темнея до черничного. Еще выше палитра обыгрывала все сочетания зеленого от нежного цвета первой травы до плотного и насыщенного цвета лесного папоротника. Совсем наверху линии и оттенки смешивались и расходились, вычерчивая на потолке два огромных круга пламенно красного и сочно-зеленого цветов, вписанных в золотой небосвод, соединявшихся черно-коричневой широкой линией.
У одной из стен размещался массивный каменный трон с восседавшей кикиморой, сделанной из камня, голову которой венчала корона. Её черты показались знакомыми Светозару, и, пристально присмотревшись, он осознал, что перед ним было лицо Лиазиды, но только она выглядела значительно старше!
– Свои ответы ты найдешь здесь, в этой пещере, как мы уже много веков их находим и почитаем – раздался глухой квакающий голос болотной шишиги почтенного возраста, вошедшей следом за Светозаром и указывающей на трон.
– Это мать всех кикимор и болотных шишиг Диамира. Она наша сила и хранительница знаний. Говорить с ней можно только один на один.
После этих слов все присутствующие болотные жители вышли из пещеры, оставив Светозара одного. В оцепенении он простоял длительное время, вслушиваясь, что происходило снаружи, пребывая в тревожном ожидании дальнейших событий. Между тем его взгляд блуждал по стенам, куполу, трону, поражаясь красотой меняющихся красок и рисунков. Мало по малу Светозар успокоился, содержимое пещеры полностью поглотило его внимание и прежде всего исходивший от центрального очага свет, ложившийся на купол и стены мягкими, теплыми красками, убаюкивающий и создающий ощущение умиротворения. Вместе с тем, колыхающиеся тени от тлеющих углей стали оживлять два огромных круга под куполом, один из которых превращался в бурлившую с играющими языками огня стихию, сдерживаемую только очерчиваемой шар черно-коричневой полосой как границей творившемуся разгулу безумия и ужаса, второй круг, напротив, играл красками изумрудного моря-океана, плавно и размеренно двигавшегося по кругу то в одну, то в другую сторону.
Светозар ходил кругами, медленно переступая с ноги на ногу, и пытался распознать есть ли связанная история, можно ли что-то понять из необычных картин. Внимание Светозара переключилось на верхнюю часть стены с явно прослеживаемым описанием жизни кикимор, болотных шишиг и людей. Рисунки запечатлели как мирные сцены, так и баталии с воинами, болотными жителями и плачущими рядом женщинами с детьми. Его особенно захватила одна сцена, показавшаяся ключом к началу истории, о которой предупреждала старая шишига. Внезапное волнение охватило Светозара, рисунки на стенах начали оживать, и он отчетливо понял, что перед ним открывается знание не только о болотных жителях и людях, но и о секретах бытия раннего земного мира и возникновения тридевятого царства. Он погрузился в состояние полного оцепенения, и неведомый голос поглотил его сознание. Светозар сел у теплого очага, стараться считывать все, о чем говорили изображения.
В неизвестные и забытые всеми времена жили-были и не тужили люди и кикиморы с шишигами, лешие и водяные, драконы и другие лесные жители. Каждый по своим лесам и полям ходил, за землей ухаживал и не знал ни горя, ни больших бед. Бытие было мирное, никто никого не боялся и помогал в нужде, чем мог. А каких только дивных птиц, да зверей не водилось в этих местах: жар-птица, прилетавшая неведомо откуда и озарявшая своим светом пол небосвода, гороподобный мамонт с белоснежными завивающимися бивнями, сотрясавший столетние дубы, вызывая почет и уважение среди зверей. Поля благоухали красотою разнотравья, леса ломились спелыми орехами, грибами душистыми, в озерах и реках плескались золотые рыбки, а солнце всех согревало и радовало по утрам, отражаясь тысячами огней в предрассветной росе. И люди, и кикиморы с лешими, лесовики и боровики
[36] с рвением обустраивали жилища, заботясь о своих близких и детях. Детский смех и песни задорно и с весельем разливались по полям, лесам, озерам и рекам.
Долго ли коротко длилось земное благополучие, да человек по своей воле отправил этот мир в забвение. То ли от хандры и праздности, то ли от зависти к совершенству природы захотел он своими руками земной мир переустроить, еще краше сделать, но не ведая сокрытых таинств, пробудил Лихо
[37] окаянное, не доглядел как оно вселилось в него. Огласил тогда человек себя царем зверей и начал бесчинствовать, природу обижать, страх и смерть сеять и делал это с такой силой и упорством, что стали зерна повсеместно расти, давая черные ненавистные всходы.
И вот уже не озаряет жар-птица неба голубого, не захаживают звери диковинные, сидят они все в клетках дубовых, прикованные цепями пудовыми. А человек владения расширяет, огромные каменные крепости-города строит, в которых маленький человек влачит жалкое, полуголодное существование в грязи, сырости и нужде. Поля с разнотравьем обеднели, леса с ценными породами засохли, не пожелали каленым железом быть прирученными. Лешие, кикиморы и другие лесные жители поспешили скрыться на земли потаенные, уйдя кто в леса дремучие, кто в болота непроходимые, топкие, чтобы не встречаться с человеком, не делить того, что всегда в достатке было, не терять своих близких в спорах, кто царь горы.
И на время воцарился мир и спокойствие, в котором царь-человек продолжал истязать новыми еще большими каменными тюрьмами, тянувшимися до небес, каменными тропами, опутавшими все поля вольные, ставшие подневольными. А ходить по ним стал маленький человек друг за другом, спина к спине, стадами ровными, с лицами безликими, глазами потухшими, с душами заблудшими, спрятанными от страха лютого в одинаковые, серые одежды. Во главе таких человекообразных шел человек другого рода с лицом свирепым, взглядом ненавистным, с душой черной, кровью залитой. Пришли времена смутные, наступили года темные, и беспросветная тоска разлилась повсеместно. Много бесчинствовал человек, чтобы вознести свое эго до небес, выставляя на показ величие и теша неуемное тщеславие, но так и не сыскал для себя спокойствия.
Хуже того, явили совсем страшные времена человека черного с глазами как у ворона, бездонными и холодными. Объединил он всю ненависть человеческую и зло звериное, решил бросить вызов стихии земной, приручить саму природу-матушку. Стал он русла рек изменять, озера осушать, рыбу изводить, лес вырубать и под горами проходы рыть, все ценное забирать, а горы оставлять обескровленными, бездыханными. Решил Ветер себе подчинить, моря и океаны оседлать как подкованную со сбруей надетую лошадь. Не смогли более лешие, сторожа лесные, шишиги и водяные, сторожа болот и пресноводных рек в стороне жить, с человеком черным не сталкиваясь. А человек с лицом черного ворона стал у лесных тварей между собой вражду сеять, на свою сторону переманивать, обещать сладкую и спокойную жизнь в угодьях райских. И нашлись лешие и кикиморы, лесовики и боровики, кто на речи хваленые купились, в обещания лживые поверили. Обманом стравил черный человек лесных тварей друг с другом и началась вражда между жителями лесными, владыками водяными и, довольный удавшейся затеей, долго смеялся он в своих каменных хоромах, к эху одинокого голоса прислушивался…
