Олег закончил и в горнице воздух пропитался тяжелым духом. Теперь все сказанное было хорошо понятно, но в то же время слишком со многим невозможно согласиться. Старший брат еще раз обвел всех сидящих за столом и обратился к Аскольду:
– Дядя, ты что молчишь? Послезавтра мы уйдем. Здесь оставим небольшой гарнизон для защиты, его вполне хватит. Никто вас теперь не тронет, не обидит. Будете сами себе устраивать новые порядки под началом царя Кащея. Надеюсь, что история нас рассудит. Дядя, скажи, что думаешь? Говори, как есть! Я все готов принять.
Кузнец отер лицо руками, облокотился на стол, встал, посмотрел на старшего племянника всегда и все понимающими глазами и, сделав несколько шагов по горнице, отвечал так:
– Олег, ты у нас первенец в семье. Мы всегда тебя любили, гордились и будем любить, несмотря ни на что. Я видел в тебе задатки великого полководца. У тебя цепкий, глубокий ум и наша богатырская силушка в крови. Думал, отправляя тебя в Новгород на службу, что в случае беды будем стоять вместе плечом к плечу, защищая близких и родной дом. И вот сегодня, оказалось, мы с тобой бились по разные стороны. Благодарю небо, что не столкнулись лицом к лицу на том поле, мое сердце такого бы не выдержало… – с горечью в голосе дядя Аскольд грузно сел за стол и продолжил – Что я после этого могу сказать? Тяжело мне, очень тяжело. То, как было утром – неправильно. Не туда ты свернул на распутье, когда в плен попал… Присмотрись внимательно к царю Кащею, разберись, что им движет? Неужели бескорыстная любовь к простолюдинам и справедливости, как ты сейчас описывал? Или может прежде всего жажда власти, а все остальное красивая сказка? Неприглядная правда, как и болотная руда, всегда прячется где-то поглубже. Сейчас ты так не считаешь, но мой опыт и сердце подсказывают обратное, потому и хочу предупредить тебя о большой ошибке.
Олег, нахмурившись, уперся немигающими глазами в стол и молча внимал дяде Аскольду. Тот снова встал из-за стола, подошел к старшему племяннику, положил руку на плечо и с укором заключил:
– Больше всего тревожит, что ты слишком рано взвалил на себя непосильную ношу, тот груз, что и врагу не пожелаешь – это вершить судьбы других людей. Такое бремя калечило моих друзей в зрелом возрасте, а ты, наоборот, еще раньше взваливаешь эту ответственность. Все ошибки можно исправить, кроме одной – никогда не вернешь жизни убитых – дядя Аскольд положил вторую руку на плечо племянника и с нажимом задал вопрос – Спроси себя, Олег, честно? Что в тебе кипело, когда утром вступил в рубку с Радомиром? Гнев, обида за прошлое, желание наказать? Был ли Радомир таким плохим парнем, заслуживающим смерти от твоей руки? А жизнь его, если бы ты и раскаялся в содеянном, уже не вернуть. В царстве Кащея ты вознесешься до самых верхов, но тебя неминуемо будет раздирать борьба твоего сердца с тем внешним миром, каким ты окружил себя в чуждой орде. Твой отец, мать и я, мы растили тебя в добре и любви, и это чувство тебя обязательно найдет. Подумай обо этом. Я верю, что ты все сам поймешь, расставишь по полочкам и примешь верное решение. Более сказать ничего не имею.
Все смотрели на Олега, продолжавшего сидеть с отсутствующим лицом и взглядом, упертым в стол. Под пылающими краснотой щеками гуляли желваки, а руки нервно перебирали палец за пальцем. Воцарилась гробовая тишина и, казалось, из воздуха можно было ладонями лепить снежки. Мать Изольда вдруг отвернулась и уставилась в окно, где тревожный месяц разделил её угрюмую задумчивость. Светозар же, напротив, следил за каждым жестом Олега, чувствуя, как его переполняют спутанные эмоции от жалости и сожаления до братской любви. Он ждал, что после очень верных слов дяди брат признает свое заблуждение, раскается, отречется от Кащея и останется с ними.
И действительно, не успел Светозар зрительно дорисовать этот радужный образ, как у Олега полились слезы, он поднялся и все также молча, сотрясаясь молодецкой грудью от всхлипов, обнял дядю Аскольда, потом подошел к матери, прислонил её голову к своей груди и расцеловал верх головы, смочив её волосы мокрыми от слез ладонями, затем вышел на середину горницы, еще раз обвёл всех странным потерянным взглядом, пожал немного по-детски плечами и тихо обмолвился:
– Простите меня. Я вас всех очень люблю. Не поминайте лихом – с этими словами решительно развернулся, схватил меч, плащ и вышел за дверь.
Ночью Светозар все не мог уснуть, думая, размышляя о том, что говорил Олег, возвращаясь к воспоминаниям и событиям минувшего дня. Слишком много мыслей и переживаний неслись бурным потоком, чтобы цепкие руки сна смогли утащить его в мир грёз. Крики веселья и пьяный ор периодически доносились с центральной площади, будто намеренно напоминая, по какому поводу там гудят самые стойкие к хмельным напиткам.
Он искал глазами в потёмках кикимору Марьяшку, но, как ни странно, все не получалось ухватить след её присутствия в доме. Это тревожило Светозара. Так хотелось обсудить важные вещи и чувство досады от невозможности поговорить с ней еще больше развеивали чары сна. Проворочавшись еще какое-то время с боку на бок, ему окончательно надоело бесцельно лежать и, преследуемый внезапно появившейся мыслью, он встал, оделся и вышел во внутренний двор. Светозар решил сходить в лагерь войска и найти там Олега. Мысль выглядела безрассудной, тем более что сам он не представлял себе до конца, что он хотел бы сказать брату, но ночная мгла с мерцающей россыпью мириад светящихся звезд и ласковые порывы свежего Ветра будто гнали его вперед. Он подошел к калитке заднего двора, протиснулся в узкий проход как вдруг кто-то одернул его за плечо. От неожиданности он вздрогнул, почувствовав стремительно пробежавшую по телу дрожь, подготовился принять удар или атаковать самому, но темный силуэт человека заговорил родным голосом старшего брата:
– Я знал, что ты захочешь разыскать меня в лагере и поджидал тебя с полночи. Пойдем, как в старые добрые времена, пройдемся. Хочу поговорить с тобой.
– Да, все никак не мог заснуть и что-то потянуло на воздух – не сразу ответил опешивший Светозар – Действительно собирался сходить к тебе в лагерь, хотя до сих пор не понимаю, что намеревался сказать. Наверное, спросить, что ты думаешь на счет слов дяди?
Олег на ходу развернулся к брату, выставив печальное и грустное лицо, в котором не было ни намека на усталость от бессонной ночи:
– Дядя во многом прав и его слова тяжело мне дались. Чувство – сродни от полученного удара булатным мечом по шлему в ратной сече, но я не стремлюсь спорить с ним. В стольном граде я не видел ничего светлого в помыслах воеводы и княжеской дружины. Везде та же власть и жажда наживы, подогреваемые новгородскими купцами и торгашами, переживающими за свои лавки с товарами и потому метущимися между сильными мира сего с единственным желанием защитить и преумножить богатства. Все уже предрешено и мне не свернуть с выбранного пути.
Светозар лишь пожал плечами, давая понять, что ему нечего сказать. Олег слегка улыбнулся, остановил брата, и, смотря ему прямо в глаза, с возбуждением в голосе произнес:
– Я совсем о другом хотел с тобой поговорить. Прошедшим утром в сражении случилось невероятное и необъяснимое. Весь день и воины и горожане побаиваются в голос обсуждать, что же это могло быть, кто навлек нечистую силу, на кого была направлена эта кара? Так вот, скажу прямо, это ты всколыхнул ту речку, поднял огромную волну и залил водой зажженные нами соломенные валуны и бревна, которыми мы удачно смешали ряды в полку дружинников Радомира – и довольный видом смутившегося брата, Олег продолжил – Я заподозрил что-то неладное, ещё когда ты остался без царапин после лесного бурелома, устроенного тогда лешими. Вспомнился мне и наш поход на заготовку бревен для судна, когда только ты мог распознавать самые лучшие деревья. И тогда для меня все сложилось воедино: твое знахарство, неизвестно откуда взявшаяся ученая книга, на которую жаловалась мне мать – ты каким-то образом овладел способностью общаться с миром нечистой силы и нежитью, которых простой люд чурается и гонит от себя. Скажи, я прав? Прав?
