Не иначе как повеселиться решил. Это ж какое удовольствие: поглядеть, как хузарский конь скинет в пыль урождённого пешехода.
Целая толпа собралась поглядеть на унижение.
– Я солид на тебя поставил, – шепнул Сергею Машег. – Гляди, не опозорься.
– Уж постараюсь, – пообещал Сергей. – Он хоть объезжен?
– Объезжен и обучен немного, я узнавал. Слова понимает. Наши, понятное дело. Хозяина нет и не было. Признаёт только конюха своего. Признает, но не принял. Гордый. Знатный жеребец, в общем. Сам бы от такого не отказался.
Весьма лестная оценка, надо отметить.
– Так твой вроде не хуже?
Машега тоже оделили конём. Но не как гостя, а как родича. То есть с применением системы внутрисемейных взаимозачётов.
– Лучше. Но теперь у нас два хороших коня, а это лучше, чем один!
– А табун ещё лучше. – Сергей приглядывался к подарку. Прикидывал, что от него ожидать? Если объезжен, значит, кувыркаться не должен. А с прочими выкидонами можно уж как-нибудь управиться.
– Табун лучше, – охотно согласился Машег. – Но табуна у меня здесь нет. Когда будешь у меня в гостях, я тебе тоже коня подарю. Получше этого.
Жеребец взирал на Сергея сверху вниз. Он был намного крупнее степных лошадок. Иронически так взирал. Мол, даже и не думай, букашка. Что там у тебя? Морковка? Так и быть, скушаем. А теперь проваливай!
Схрумкав угощение, вороной тут же попытался цапнуть Сергея за пальцы. Никакой благодарности.
– Стой смирно, – по-хузарски попросил Сергей. И принялся уговаривать. По-хузарски. Не слишком вдумываясь в слова. Общий смысл: ты воин, я воин. Ты свободный, я свободный. Ты веришь мне, я верю тебе. Вместе всех победим…
Смысл не так важен. Главное, чтобы звучали знакомые слова и интонация была правильная. Боевой конь – не раб, не слуга. Он – друг. Причём он больше и сильнее. Так что имеет право относиться малость покровительственно. И ещё: настоящий конь, он не повинуется, он чувствует и делает. И человек его чувствует. Вот и Сергей сейчас чувствовал: вороной, он не злой. Сильный, гордый, свирепый. Но – имеет право. И подлости в нём нет, это главное.
Говорил Сергей долго. Минут пятнадцать, не меньше. Пока не почувствовал: можно. И тогда махом взлетел в седло. Получилось не слишком элегантно, но всё-таки получилось. И главное тоже получилось. Вороной не взбрыкнул, не вздыбился, даже не заплясал. Стоял, как стоял. И тронулся шагом, только когда Сергей по-хузарски негромко произнёс:
– Вперёд.
Машег выиграл своё пари. И Сергей тоже выиграл. Коня и уважение. Потому что сделал все как положено. Сам дядька-даритель не сделал бы лучше.
О чем тот и сообщил. Чуть позже. Когда Сергей по обычаю отдарился – взятым в шатре печенежского хана кинжалом, который снял с собственного пояса.
Потом снова за стол. И на этот раз на Сергея не косились. Киевские чванливые хузары его признали. Так же, как часом раньше Сергея признал хузарский вороной.
Вороного Сергей назвал Маром. Почему? Да как-то само пришло. Так бывает.
* * *
– Никогда не видел, – кузнец щёлкнул по клинку ногтём, потом согнул. Мышцы вздулись, лицо покраснело… Но кузнец удержал меч согнутым секунд десять, потом отпустил, глянул вдоль плоскости и удовлетворённо кивнул.
– Если захочешь продать, заплачу два веса серебром, – изобразив великодушие, сообщил работник средневековой металлургии.
Ага. Рожа не треснет?
– Золотом, – сказал Сергей. – И всё равно не продам.
Чёрная в подпалинах борода затряслась. Кузнец смеялся.
– Проверял тебя, княжич, – сообщил он.
– Я не княжич, – сдержанно произнёс Сергей и подумал: «А ты не проверял, а облапошить меня хотел». И добавил: – Зови меня Варт.
Кузнеца ему порекомендовал дядька-хузарин. Не как родича, а как профессионала. Итильский булгарин, в принципе, мог быть родичем белого хузарина. Но не этот. Слишком отличается социальный статус. Да и вероисповедание.
Булгарин приласкал клинок задубевшими от кузнечной работы пальцами:
– У него есть имя?
– Есть, – соврал Сергей.
– Но мне не скажешь.
– Опять угадал.
Прищуренные глаза на широком лице, испещрённом чёрными точками, мясистый нос, большая круглая голова, прикрытая кожаной шапкой, из-под которой торчали жёсткие чёрные волосы.
– От меня чего хочешь, Варт?
– Рукоять новую. Ножны.
Кузнец производил двойственное впечатление. Вроде ничего так мужик. Своего не упустит, но попытался облапошить. Искушение, понятно, немалое. Сергей сам вот тоже некоторым образом… ущемил из-за этого клинка чужие интересы. Даже не чужие, а боевого товарища. Мог бы честно сказать: цена такого клинка – две гривны золотом. В расценках его прошлой жизни. А здесь, может, ещё и подороже.
Нет, дело не в попытке купить меч за бесценок. Настораживало другое. Взгляд у булгарина какой-то неправильный. Недобрый. И… опасливый?
А ещё кузнец как-то недоверчиво косился на ведьмаков ножик.
Впрочем, последнему могло быть и совсем простое объяснение. Простецкая рукоять и кое-как сшитый чехол не вязались с остальным снаряжением Сергея.
– Рукоять и ножны, значит… Что готов заплатить? Выйдет недёшево.
– Скупиться не буду. Хотя лишнего не дам.
– Верю, – снова кивнул кузнец. По-словенски он говорил хорошо, но с заметным южным выговором. – Квас будешь?
– Не откажусь.
Сергей очень старался выглядеть солидно.
Держался прямо, говорил негромко, неторопливо, короткими фразами, стоял на отдалении, чтоб не пришлось задирать голову. Булгарин был выше его сантиметров на пятнадцать. И раза в полтора шире в плечах.
Мальчишка-ученик притащил кувшин с квасом. Холодный, из погреба.
Попили, помолчали, соблюдая ритуал, переводивший Сергея из статуса просто заказчика в положение «гостя». Взгляд булгарина потеплел.
– Меня зовут Кустум, – наконец сообщил кузнец.
Сергей удивился. В его прошлой жизни имена у итильских булгар были другие. Но эти, видать, ещё не приняли ислам.
Но скоро примут. Воистину время перемен.
Подмастерье притащил облепленную воском палку, на которой Сергей оставил отпечаток ладони. Оговорили сроки. Договоров не подписывали и задатка с него булгарин тоже не потребовал.
* * *
Когда отрок уехал, Кустум ещё некоторое время глядел ему вслед, потом достал один из оберегов и некоторое время подержал в кулаке, бормоча положенные заклинания.
Кузнецу не пристало бояться духов, но уж больно невнятным был молоденький варяг. Чуялась в нём сила, и сила эта была не из тех, что присуща воинам. Кромкой от отрока попахивало.
