Итог выборов одновременно огорчил и обрадовал его. Выбирали четверых представителей из тринадцати кандидатов; Авраам оказался восьмым. Зато в Нью-Салеме и окрестностях за него проголосовало 277 выборщиков из трёхсот! (Через три месяца на выборах президента США те же выборщики отдали всего 70 голосов за лидера национальных республиканцев сенатора Клея.) Стало понятно, что Линкольну не хватает известности; он прожил в Иллинойсе чуть более полутора лет, и всего в нескольких милях от Нью-Салема избиратели недоуменно говорили: «А кто такой этот Линкольн? Никогда о нём не слышали». Некоторые после объяснений припоминали: «А, это тот парень, что возил в Нью-Орлеан свиней Оффута…»
Зато Авраам приобрёл опыт участия в избирательной кампании и уверенность в своих силах. Политика казалась ему одновременно подходящим и почётным делом. И, кстати, достойно оплачиваемым. Но до новых выборов оставалось два года, и их нужно было как-то прожить, то есть найти средства к существованию.
Весьма привлекательной казалась Аврааму работа юриста: она была близка к политике и позволяла ему реализовать свои достоинства — красноречие, ответственность, умение работать, любовь к книгам и память. Но ни достаточного опыта, ни необходимых знаний у него не было, только желание. Идею пришлось отложить до лучших времён. Куда более доступным было ремесло кузнеца, и здесь опыт у Авраама имелся, да и силы ему было не занимать. Однако для этого занятия Авраам не видел перспектив — это был для него только физический труд, близкий к повседневным заботам приземлённой фермерской жизни, словно возвращавший его в Индиану, под отцовское попечение…
«Он оказался без цели и без занятий, — писал пятидесятилетний Линкольн о себе тогдашнем, 23-летнем, — но стремился остаться рядом со своими друзьями… да и податься ему, собственно, было некуда»
.
Это объясняет быстрое решение Линкольна воспользоваться первым подвернувшимся случаем заняться делом. Прежние хозяева местной торговой лавки бросали этот бизнес и хотели поскорее расстаться с остатками товаров. Они продали половину доли Уильяму Берри, капралу в роте Линкольна на недавней войне с Чёрным Ястребом, а вторую согласились уступить Линкольну в долг под расписку: имя Честного Эйба служило надёжной гарантией. Вскоре владелец ещё одной лавки, Рэдфорд, сильно испортил отношения с «парнями из Клари Гроув», и однажды вечером они разгромили его магазинчик. Рэдфорд, напуганный обещанием, что «в следующий раз его кости разделят участь оконных стёкол», немедленно продал руины лавки и товары чуть ли не первому встречному, некоему Грину, готовому заплатить 400 долларов, а тот сразу перепродал всё Линкольну и Берри, положив в карман 250 долларов разницы в цене. К скромным накоплениям Линкольна и Берри была прибавлена лошадь Линкольна с седлом и упряжью, а на оставшуюся сумму составлена долговая расписка, снова скреплённая добрым именем Честного Эйба
. Оставалось только преуспеть в торговле.
Ассортимент товаров был предназначен для удовлетворения элементарных нужд жителей городка и окрестностей: чай и кофе, соль и сахар, простые ткани вроде ситца и муслина, шляпы и шляпки, обувь. И ещё виски, который, по утверждению Берри, будет притягивать покупателей, «как мёд притягивает мух»
. На беду трезвенника Линкольна главным потребителем запасов алкоголя стал сам капрал Берри, что стало заметно сокращать доходы. Но зато работа в лавке позволяла общаться с большим количеством людей и оставляла время для чтения, а значит, для дальнейшего самообразования.
Жители Нью-Салема запомнили характерную позу читающего Авраама: он располагался в тени дерева, ложился на спину, длинные ноги закидывал на ствол, а потом, словно стрелка солнечных часов, перемещался вокруг дерева вслед за тенью.
Не прошло и полугода, как стало ясно, что партнёрство Линкольна и Берри не способствует процветанию дела. Союз любителя припасть к книге и любителя приложиться к бутылке оказался недолговечным. Вместо доходов росли долги. Уже в марте 1833 года Берри, не спросясь Линкольна, выправил лицензию на торговлю спиртным не только «навынос», но и «распивочно». Лавка, таким образом, превращалась в кабак, и сколько ни говорил Берри, что видит в этом единственный способ получить хоть какую-то прибыль, Линкольн, неизменный противник употребления спиртного, отказывался поддерживать его затею. Вскоре он передал Берри свою долю и вышел из дела. К его сожалению, долги остались висеть на обоих партнёрах, а вот бизнес, по выражению Линкольна, «слинял». Великодушные заимодавцы один раз перенесли оплату, но в 1834 году наступил крайний срок. Берри к тому времени окончательно спился, а Линкольну насчитали долгов на 1100 долларов — сумму по тем временам настолько гигантскую, что Авраам назвал её «национальным долгом». На расплату за попытку стать коммерсантом уйдёт не менее десяти лет
. Однако само желание Линкольна полностью расквитаться с долгами, вместо того чтобы по примеру Оффута бежать «в неизвестном направлении», только усилило уважение друзей и соседей, поддержало репутацию Честного Эйба.
А между тем не истекло ещё и половины двухлетнего срока между выборами. Линкольн чувствовал себя на самом дне жизни: без постоянного занятия, без куска хлеба. Земля снова притягивала к себе: на фронтире всегда были востребованы люди, умеющие хорошо работать руками, и спрос на подёнщиков не иссякал. Но Авраам считал, что достоин работать головой, и принимался за привычные изготовление брусьев для ограды или шелушение кукурузы только в самом крайнем случае.
Выручила новая должность, которая была бы для Линкольна идеальной, если бы требовала полной занятости и соответственно оплачивалась. Это была должность почтмейстера — нижняя ступенька федеральной чиновничьей лестницы, восходившей от мелких провинциальных городков до президента США. Президентом тогда был Эндрю Джексон, демократ, при котором началась эпоха «дележа добычи» после выборов — вознаграждения партийных соратников разными по важности и доходам федеральными должностями. Линкольн был сторонником Клея и противником переизбрания Джексона; тем не менее демократы не противились его назначению почтмейстером, как он сам объяснял, «ввиду незначительности должности». Действительно, доходы такого мелкого чиновника складывались из комиссионных за отправку и получение почтовых отправлений (писем, газет, журналов, брошюр и т. п.) и зависели от интенсивности почтового оборота.
В Нью-Салем почту привозили раз в неделю в мешках, притороченных к седлу. Только этот единственный день требовал достаточно напряжённого труда, соответственно и доход составлял всего несколько десятков долларов в год. Зато это был гарантированный доход, причём всегда наличными, и Линкольн мог подрабатывать в округе только по мере необходимости. Были и другие преимущества. Свои письма почтмейстер отправлял и получал бесплатно, и так же бесплатно ему доставлялась одна ежедневная газета на выбор. Почтмейстер мог читать всю периодику, приходившую в его контору: подписчики частенько не спешили за своими газетами и журналами. Федеральная должность освобождала от необходимости тратить время на сборы ополчения и исполнение обязанностей присяжного заседателя в суде. Она придавала особый статус (правительственные чиновники были редкостью во всём графстве) и обеспечивала «офисом» — помещением в лавке самого успешного торговца Нью-Салема Сэма Хилла. Считается, что именно став почтмейстером, Линкольн впервые обзавёлся своим характерным символом — высоким цилиндром. С этого времени у него выработалась устойчивая привычка хранить в этом цилиндре важные бумаги («Он носит свой офис в шляпе», — стали говорить про Авраама). Значительно расширился круг общения Линкольна — в его контору приходила вся округа. Иногда Линкольн сам отправлялся доставлять письма, сложив их в свой цилиндр.
