К счастью, бывали в жизни Херндона и спокойные недели и даже месяцы — по старой доброй традиции его старший партнёр проводил по четыре месяца в году в традиционных «объездах» Восьмого округа. Правда, теперь он мог позволить себе перемещаться не верхом, а в лёгкой бричке, запряжённой Стариной Бобом, преемником Старины Тома. Иногда Линкольн брал в спутники одного из молодых коллег, и дорога «по пустынным и величественным прериям» проходила в интересных беседах; бывало, Линкольн читал стихи, например, из потрёпанного томика Байрона:
Всегда теснятся тучи вкруг вершин,
И ветры хлещут крутизну нагую.
Кто над людьми возвысится один,
Тому идти сквозь ненависть людскую.
У ног он видит землю, синь морскую
И солнце славы — над своим челом.
А вьюга свищет песню колдовскую,
И грозно тучи застят окоём:
Так яростный, как смерч, вознаграждён подъём
[24].
Эти стихи не однажды слушал в то время Генри Уитни, будущий друг, а потом и биограф Линкольна
. Генри вспоминал, как впервые увидел Авраама, въехавшего в их городок в октябре 1854 года:
«У него был вид простого, но образованного фермера, причём впечатление усиливалось из-за его грубо сколоченной брички, запряжённой костлявой лошадью… Цилиндр его был потёрт, сапоги незнакомы с ваксой, одежда не встречалась со щёткой, его саквояж немало пережил; зонт был крепким, но сильно полинявшим, внутри его была нашита бирка „А. Линкольн“. Сверху он набрасывал короткий синий плащ, купленный ещё в Вашингтоне и продержавшийся десять лет.
Но, хотя одежда его была непритязательной, он всегда был скрупулёзно опрятен и гладко выбрит… Улыбка его была тёплой и солнечной»
.
К своему удивлению, Линкольн обнаружил, что теперь в компании «бродячих юристов» он чуть ли не самый старший. За глаза его называли «старина Эйб» (впервые эта кличка мелькнула ещё в 1847 году в Чикаго). Даже почтенный окружной судья Дэвид Дэвис, центральное действующее лицо всех выездных заседаний и душа «бродячей компании», был шестью годами младше.
Дэвис был крупной фигурой в юридических кругах штата, в том числе и в прямом смысле слова. Он весил больше 120 килограммов и был настолько объёмен, что в спальных комнатах иллинойсских таверн ему выделяли отдельную кровать, поскольку никто из коллег рядом не поместился бы. Объезд округа Дэвис совершал единственным седоком брички, которую тянули две крепкие лошади (одна бы не справилась). Однако как судья и как неформальный лидер компании «бродячих юристов» Дэвис пользовался непререкаемым авторитетом.
Только монументальный Дэвис и долговязый Линкольн (контрастная пара) объезжали 500-мильный круг целиком: первый — по обязанности, второй — по желанию. Они придерживались схожих политических взглядов, ночевали в одних комнатах, ели за одним столом, грелись у одного очага, провели бесчисленные часы на одних судебных заседаниях, а потому сблизились, стали ценить друг друга. Позже Дэвис вспоминал: «Мне посчастливилось дружить с Линкольном более двадцати лет»
. При всём этом никто никогда не мог обвинить Дэвиса в предвзятости; подсчитано, что при председательстве в суде Дэвиса соотношение выигранных и проигранных Линкольном дел не выходит за рамки его общей статистики.
Дела эти, особенно в первой половине 1850-х годов, были в массе по-прежнему незначительными. «Как странно теперь осознавать, — писал через тридцать с лишним лет Генри Уитни, — что в то ещё недавнее, но немудрёное время всё внимание мистера Линкольна должно было быть поглощено мелкими ссорами и склоками, вспыхивавшими между соседями по пустякам; что ему приходилось занимать свой великий ум попытками вычислить, кому же принадлежит выводок поросят или кто виновен в том, что овцы запаршивели…»
Но были у Линкольна и дела, которые запомнились надолго.
Защита 25-летнего Уильяма Армстронга, обвинённого в убийстве, стала одной из самых знаменитых в карьере адвоката Линкольна. Она легла в основу известной киноистории об «адвокате из прерий» — вышедшего в 1939 году фильма «Молодой мистер Линкольн», претендовавшего на «Оскар» за лучший сюжет. В фильме, правда, дело перенесено во вторую половину 1830-х годов, тогда как в реальности судебное разбирательство проходило в мае 1858-го.
Уильям был заурядным сельским парнем, легкомысленным, любителем выпить, но он был сыном давнего нью-салемского приятеля Линкольна Джона Армстронга, умершего незадолго до трагедии. Молодого человека обвинили в том, что во время пьяной ссоры и драки он ударил некоего Джеймса Мецкера подобием кистеня прямо в глаз, чем нанёс «несовместимые с жизнью» телесные повреждения, от которых тот через три дня скончался. Уильям, как ни отпирался от таких обвинений, ничего не мог доказать, потому что против него свидетельствовал очевидец, который хорошо рассмотрел сцену с расстояния 150 футов. На вопросы, как же он рассмотрел детали в 11 часов вечера и с такого расстояния, свидетель упрямо повторял, что всё прекрасно видел под ярким лунным светом.
В решающий день суда Линкольн пообещал безутешной матери Уильяма, что к вечеру сын её будет оправдан. Он начал речь с того, что растрогал судей воспоминаниями: он говорил, что когда-то сам был юн, беден и не имел друзей, а супруги Армстронги дали ему кров, еду, одежду, и их дом стал его домом… Так он пробудил в суде и присяжных сочувствие к вдове своего давнего друга, матери обвиняемого.
Но самое главное — Авраам Линкольн несколько раз заставил свидетеля повторить на разные лады, что тот всё видел, потому что ярко светила полная луна. После этого адвокат поднял над головой астрономический календарь, из которого стало ясно, что в час драки луна была за горизонтом и не могла освещать место преступления (к тому же была не полной, а тонким серпом). Затем Линкольн представил доказательство, что фигурировавший в обвинении кистень принадлежал другому человеку и тот никому его не передавал. В довершение последовало заключение врача, из которого было ясно, что умер несчастный Мецкер от удара затылком: после драки он ещё был в состоянии вернуться домой верхом, но поскольку был сильно пьян, то по дороге пару раз падал с лошади.
Вдова Джона Армстронга спросила Авраама после суда, сколько должна ему за спасение сына. «Послушай, Ханна, я не возьму с тебя ни цента, и если я ещё что-то могу для тебя сделать, я сделаю охотно и без всякой платы»
.
История вошла в фольклор американского Запада под названием «Календарное дело». Современные американские школьники разыгрывают на её основе самодеятельные сценки «Линкольн в суде». А тогда, в 1850-е, газеты стали писать о Линкольне как о «главном профессионале штата»; возможно, «найдутся равные, но лучших отыскать нелегко»
.
Нельзя умолчать и о слабой стороне Линкольна-адвоката: он плохо вёл дела, в которых его поручитель был действительно виновен. Правда, в одном деле, похоже, Авраам был рад проиграть. Это было дело, в котором будущий человек-символ борьбы с рабовладением защищал права рабовладельца на его живую собственность. Некий Матсон из штата Кентукки купил в Иллинойсе землю и нашёл лазейку в законах штата, чтобы иметь возможность обрабатывать эту землю руками рабов: использовал право провозить рабов через штат транзитом, а когда разрешённое время их пребывания в Иллинойсе истекало, доставлял из Кентукки новую партию. Одного из рабов Матсон освободил, чтобы использовать его в качестве надсмотрщика. Когда пришло время «ротации», Матсон собрался увезти семью этого надсмотрщика (жену и четверых детей) обратно в Кентукки и даже хотел продать их на дальний Юг, на хлопковые поля. Семья бежала, получив помощь местных аболиционистов. На них-то и подал в суд ловкий рабовладелец, требуя возвращения рабов и взыскания по 500 долларов штрафа за каждого. Обе стороны решили пригласить в качестве адвоката Линкольна, но Матсон успел сделать это раньше. Линкольн защищал рабовладельца, упирая на «транзит», что позволяло применять к убежавшим закон о возвращении владельцам рабов, бежавших с Юга на свободный Север. Однако возобладало «право свободной земли», по которому раб, если он не был беглым, становился свободным, едва ступал на землю свободного штата. В иске рабовладельцу было отказано, семья надсмотрщика получила свободу и позже эмигрировала в Либерию. Матсон уехал из Иллинойса, не заплатив Линкольну ни цента гонорара
.
