Сьюард, в свою очередь, попросил время на размышления, а потом прислал к Линкольну своего политического менеджера Тёрлоу Уида. Уид провёл в беседах с будущим президентом целый день. Линкольн не стеснялся просить советов и интересоваться мнением опытного политика, откровенно обсуждал с ним будущие назначения и политическую ситуацию в стране. Уид убедился, что будущий президент вполне достоин находиться в кругу ведущих политиков, начиная, конечно, со Сьюарда.
Эта встреча произошла 20 декабря, в тот самый день, когда Южная Каролина объявила о своём выходе из Союза:
«Географическая линия пролегла через Союз, и все штаты к северу от этой линии объединились, чтобы избрать на высокую должность президента США человека, чьи мнения и цели враждебны рабовладению. Управление страной будет вверено тому, кто объявил, что она „не может постоянно оставаться наполовину рабовладельческой, наполовину свободной“, что общественное мнение должно основываться на уверенности в том, что рабство обречено на окончательное исчезновение. Такая секционная комбинация по ниспровержению Конституции была нацелена в некоторых штатах на предоставление гражданства лицам, которые по верховному закону страны неспособны быть её гражданами, с целью использовать их голоса для проведения в жизнь новой политики, враждебной Югу, разрушительной для его спокойствия и его рабовладения. 4 марта эта партия получит в свои руки управление страной. Она объявила, что не допустит Юг на территории, находящиеся в совместном владении, и что против рабовладения будет объявлена война вплоть до его полного истребления на территории Соединённых Штатов. Конституционных гарантий больше не существует; равенства штатов в правах больше нет. Рабовладельческие штаты больше не обладают правами на самоуправление и самозащиту, и Федеральное правительство стало их врагом. Секционные интересы и враждебность только усиливают раздражение, и все надежды на оздоровление ситуации оказались тщетны…
Исходя из этого, Мы, народ Южной Каролины, через своих делегатов, собравшихся на конвент, и призывая Высшего Судию в свидетели искренности своих намерений, торжественно объявляем, что союз, существовавший прежде между этим штатом и другими штатами Северной Америки, расторгнут и что штат Южная Каролина вновь занимает своё место в мире в кругу других наций в качестве независимого и суверенного государства, с полным правом объявлять войну и заключать мир, вступать в союзы, торговать и делать всё, что имеют право делать независимые государства»
.
«Доброжелатели» отправили Линкольну экземпляр газеты «Чарлстонский меркурий» с восторженно-кричащей надписью во всю полосу «Союз расторгнут!».
Ещё находились охотники шутить по этому поводу: «Южная Каролина слишком маленькая для независимого государства и слишком большая для сумасшедшего дома», — но на невидимом таймере высветилось: «До начала войны — 112 дней».
Сьюард, потрясённый начавшимся отделением штатов, 28 декабря написал Линкольну, что как следует поразмыслив и посомневавшись (и, добавим, получив экспертное мнение Уида), пришёл к выводу, что принять пост — теперь его обязанность. Жене сенатор признался, что должен «спасать свободу и свою страну». Работу госсекретаря Сьюард начал немедленно: уже на следующий день он отправил Линкольну письмо с просьбой поскорее выбрать остальных министров, чтобы будущий Кабинет согласованно начал готовиться действовать
.
Следующим в списке Линкольна шёл Салмон Чейз, лидер республиканцев Огайо, «самый радикальный из умеренных», решительный противник рабовладения
. Чейза дважды избирали губернатором штата, а его абсолютная честность ценилась так высоко, что Линкольн предназначил для него должность министра финансов (вторую по значимости после госсекретаря). Более того, Линкольн сделал Чейзу тонкий комплимент, упомянув, что в случае отказа Сьюарда именно ему будет принадлежать должность госсекретаря.
Третьим в списке стоял Эдвард Бейтс, седовласый юрист из пограничного штата Миссури, человек сдержанный и неторопливый, но весьма последовательный в своих действиях. В канун чикагской конвенции Бейтс считал себя единственным достойным соперником Сьюарда в борьбе за выдвижение в президенты, но в декабре 1860-го, принимая предложенную Линкольном должность, он признался в собственном дневнике, что место генерального прокурора — это именно то, чего бы он действительно хотел
.
Чтобы уравновесить Кабинет, Линкольн выбрал ещё одного представителя рабовладельческих пограничных штатов — выходца из известной семьи политиков Монтгомери Блэра (его отец был советником могучего Эндрю Джексона, одним из основателей Республиканской партии; брат стал лидером фрисойлеров в Миссури). Сам Блэр, видный юрист, вёл дела в Верховном суде США. Именно он защищал Дреда Скотта, а вместе с ним и гражданские права чернокожего населения. Блэр получил почётный пост генерального почтмейстера.
Новую Англию представлял в Кабинете Гидеон Уэллс из Коннектикута, некогда фрисойлер и сподвижник Ван Бурена, редактор влиятельной газеты. Уэллсу был доверен пост военно-морского министра, и все сразу заметили, что он напоминает Нептуна: тяжёлый, с большой бородой и пышным напомаженным париком. Враги называли Уэллса «старой бабкой», хотя ему не было и шестидесяти. Друзья ценили его за целеустремлённость и умение хорошо разбираться в деталях любого порученного дела. Линкольн не был хорошо знаком с Уэллсом, но доверился рекомендации своего вице-президента — и не прогадал.
Во исполнение обещания судьи Дэвиса, данного делегации штата Индиана в решающие дни чикагской конвенции, Линкольн назначил бывшего руководителя делегации Калеба Смита министром внутренних дел (в американской системе должностей занимавший этот пост ведал природными ресурсами и федеральными землями). Назначенный скорее в силу данного обещания, а не за выдающиеся качества, конгрессмен Смит был хорошим оратором с громким голосом, но как политик оставался заметен только на уровне своего штата. Пламенный сторонник единого Союза, он при этом не приветствовал идею освобождения рабов
.
Труднее всего Линкольну пришлось с назначением Саймона Кэмерона из Пенсильвании. Кэмерон превратил политику в бизнес, стал преуспевающим и агрессивным дельцом, мастером закулисных игр, и поэтому имел как мощных союзников, так и влиятельных противников. Одни считали Кэмерона коррупционером, другие — честным предпринимателем, который «умеет делать деньги, но никогда их не крадёт»
. В Чикаго судья Дэвис пообещал Кэмерону один из влиятельных постов, и тот, когда настал срок, попросил себе кресло министра финансов. Просители и письменные обращения как в поддержку Кэмерона, так и против него были настолько многочисленны, что Линкольн стал делать специальные записи, суммируя доводы и фиксируя «свидетелей» с обеих сторон. Это было очень похоже на судебный процесс, в котором будущий президент соединял в себе и жюри присяжных, и судью… Процесс был нелёгким, и в какой-то момент Линкольн даже просил Кэмерона отказаться от места в Кабинете, понимая, что наживает врага. Но практичность Кэмерона оказалась выше гордости: он усилил давление, в то время как его противники не смогли предоставить весомых доказательств махинаций сенатора. В конце концов, когда время на раздумья вышло и дальше откладывать решение было нельзя, стороны сошлись на должности военного министра.
