Не менее воинственное настроение царило и на Юге. Ещё вечером 12 апреля, пока в ожидании взятия форта Самтер Джефферсон Дэвис лежал на диване и пытался прогнать мигрень крепкой сигарой, его военный министр Уолкер обратился к воодушевлённой толпе с восторженной речью, в которой «предрекал», что меньше чем через три месяца флаг великой Конфедерации будет развеваться над Вашингтоном, а может быть, и над Фанел-холлом, «колыбелью американской свободы» в Бостоне
. Доблесть Юга в те дни особенно противопоставлялась торгашеству Севера: «Если врезать янки по морде, он не даст сдачи, а побежит подавать в суд»; «Если навести на янки ружьё, он спросит „почём продаёшь?“». Под стать этой браваде были и обещание сенатора от Южной Каролины Чесната выпить всю кровь, которая прольётся в результате сецессии, и расхожая поговорка «Вся пролитая кровь уместится в напёрстке домохозяйки»
.
Подобные «пророчества» и похвальбы не только усилили возмущение Севера, но и вдохновили сторонников раскола в пограничных рабовладельческих штатах. Самым сильным ударом по Союзу стало известие, что уже во вторник 17 апреля в Вирджинии так и не распущенной конвенцией был одобрен свой «ордонанс о сецессии», ставший следствием резкого всплеска эмоций в ответ на прокламацию о семидесяти пяти тысячах добровольцев (как будто не было призванных ещё в марте ста тысяч южан!).
Важнейший в стратегическом, экономическом, культурном отношении штат стал новым центром резко усилившейся Конфедерации. Вскоре её столицу перенесут в Ричмонд (всего в 100 милях к югу от Вашингтона!). Сразу после отделения будут захвачены находящиеся на территории штата стратегически важная верфь в Норфолке и тот самый арсенал в Харперс-Ферри, который некогда атаковал Джон Браун. Тогда нападение на федеральную собственность было квалифицировано в Вирджинии как государственная измена, теперь — как патриотический порыв. С уходом Вирджинии территория Союза стала заканчиваться сразу за рекой Потомак, и Линкольн мог наблюдать флаги Конфедерации прямо из окон Белого дома. Заразительному примеру последовали другие штаты «Верхнего Юга»: Арканзас, Северная Каролина и Теннесси.
Неспокойно стало и в Мэриленде, земли которого окружали Вашингтон с трёх сторон и отделяли его от Севера, от свободного штата Пенсильвания. Мэриленд был рабовладельческим, голосовал в основном за «южного» демократа Брекенриджа и держался за Союз во многом стараниями губернатора. Активные сторонники отделения хотя и были в меньшинстве
[36], но собирались такими заметными и шумными толпами, что могли произвести впечатление большинства.
Одна из таких толп осыпала не только ругательствами, но и камнями пять сотен практически безоружных добровольцев из Пенсильвании, строем преодолевавших милю с четвертью между двумя вокзалами Балтимора. А днём 19 апреля тот же маршрут стал ареной жестокого побоища. По нему в вагонах на конной тяге перевозили 6-й Массачусетсский полк. Толпа, разогретая митингом «Не пустим ни одного янки в Вашингтон!», снова швыряла камни, бутылки и палки, кричала «белые ниггеры!», «подонки!», «головорезы!»… Звенели разбитые стёкла, осколки впивались в кожу, офицеры требовали не поддаваться на провокации. Часть вагонов была остановлена баррикадой из огромных якорей, притащенных из порта. Солдаты двинулись дальше пешком, а толпа придвинулась так близко, что попробовала выдергивать рядовых из строя и отбирать их ружья. Когда захлопали пистолетные выстрелы и первый убитый солдат упал на мостовую, командиры отдали приказ открыть огонь на поражение. Массачусетсский полк пробился к станции, потеряв пятерых человек убитыми и более трёх десятков серьёзно раненными и покалеченными. Горожане насчитали не менее одиннадцати убитых (в том числе двое зевак) и около сотни раненых.
Линкольн лично встречал посланцев Массачусетса на вашингтонском вокзале. Он пожал руку командиру полка: «Слава богу, вы прибыли!» Но губернатор Мэриленда прислал телеграмму с мольбой не перемещать больше войска «во избежание кровопролития». Активные сторонники сецессии сожгли железнодорожные мосты на пути с Севера в Вашингтон, перерезали телеграфные провода и срубили часть телеграфных столбов. Сообщение через Мэриленд оказалось прерванным. В то же время губернатор Вирджинии разрешил проход войск Конфедерации через территорию своего штата! Линкольн крутил в руках очки и говорил генералу Скотту: «Если бы я был генералом Борегаром, я бы немедленно пошёл на Вашингтон!» Газеты и частные письма были переполнены слухами о наступлении южан на столицу. Дни после 19 апреля стали временем напряжённого ожидания: кто войдёт в город первым — отряды Конфедерации или полки Союза?
Столица казалась островом, потерявшим связь с «материком». Невесть куда разлетелись искатели должностей: из тысячи постояльцев отеля «Уиллард» осталось не более полусотни. Многие магазины и офисы закрылись. Пустоту вечно оживлённой Пенсильвания-авеню подчёркивали одинокие патрули. Вокруг правительственных учреждений спешно возводились баррикады из булыжников, бочек с цементом и мешков с песком. Часовые стали принадлежностью городского пейзажа.
Успевшие добраться до Вашингтона полки поселили в Капитолии; на брюссельских коврах лежали армейские одеяла и заменявшие подушки ранцы. 6-й Массачусетсский расквартировался прямо в зале заседаний сената, солдаты развлекались произнесением речей с трибуны; пенсильванцы жили в северном крыле, где обычно заседали парламентские комиссии. В Белом доме, в его самом просторном Восточном зале, традиционном месте приёмов, разместилась рота охраны, сформированная из… просителей должностей. Огромные, в золочёных рамах зеркала отражали не только громадные вазы, богатые портьеры и стенные росписи, но и ружья в козлах, ящики с патронами, барабаны, ранцы, волонтёров, коротающих время за игрой в карты.
Секретари запомнили, как Линкольн из окон Белого дома высматривал в речной дали Потомака корабли, как мерил шагами свой кабинет и повторял: «Почему же они не приходят?» 24 апреля, принимая солдат и офицеров 6-го Массачусетсского полка, пострадавших в Балтиморе, президент горько иронизировал: «Мне кажется, никакого Севера вообще нет. 7-й полк — это миф. Род-Айленд больше неизвестен в географии. Вы, только вы — настоящий, реальный Север»
.
Тем не менее тревога не сменилась отчаянием. Решительность Линкольна в те дни видна из его ответа делегации от Мэриленда, прибывшей 22 апреля не просто просить не вводить туда федеральные войска, дабы «не допустить кровопролития», но и требовать признать независимость южных штатов. Ответ президента был весьма жёстким: «Вы, господа, пришли ко мне просить мира любой ценой, но пока не произнесли ни слова в осуждение тех, кто развязал эту войну против нас. Вы говорите, что ужасаетесь кровопролитию, но пока не положили и соломинки поперёк дороги тех, кто в Вирджинии и других местах собирается захватить этот город. Мятежники атаковали форт Самтер, ваши сограждане набросились на войска, направленные в Вашингтон для защиты правительства, собственности и жизней людей, а вы ещё будете уговаривать меня нарушить клятву и распустить правительство, не оказывая сопротивления?.. Мне нужны войска для защиты столицы. Географически она окружена землёй Мэриленда, так что войска вынуждены пройти по его территории. Наши люди не кроты, чтобы прорыть себе дорогу под землёй, и не птицы, чтобы пролететь над ней. Войска могут только пройти по земле, и они должны это сделать. Можно обойтись без столкновений: просто сдержите своих забияк в Балтиморе, и не будет никакого кровопролития. Возвращайтесь домой и объявите своим людям, что, если они не будут нападать первыми, мы их трогать не будем; но если попытаются — мы ответим, и ответим очень жёстко!»
