«Взрослый» Юг реагировал совсем по-другому. В январском послании Конгрессу Конфедеративных штатов президент Джефферсон Дэвис заявил, что «Прокламация об освобождении» — «мера, из-за которой несколько миллионов человеческих существ низшей расы, миролюбивых и старательных работников, обречены на исчезновение. При этом их толкают на убийство своих хозяев коварной рекомендацией „воздерживаться от какого-либо насилия, не вызываемого необходимостью самообороны“». Дэвис сказал, что испытывает омерзение к тем, «кто обратился к самым отвратительным мерам в истории греховного людского рода», и одновременно «глубокое презрение ко всем их бесплодным потугам реализации этих мер». Тем не менее он объявил, что отныне «все офицеры США, пленённые в Штатах, на которые распространяется Прокламация», перестают считаться военнопленными, а будут «рассматриваться как преступники, участвующие в мятеже рабов». Меняя местами причину и следствие, Дэвис говорил, что наконец-то «чёрные республиканцы» открыли своё истинное лицо, что они проводят в жизнь политику деспотизма, ради которой два года назад избрали Линкольна, чья инаугурационная речь об отсутствии намерений вмешиваться прямо или косвенно в вопросы рабовладения в южных штатах была лицемерием. Меры федерального правительства на рубеже военных 1862–1863 годов Дэвис объявил оправданием «прозорливого» отделения южных штатов в мирную зиму 1860/61 года, как будто не южане начали самую кровавую и разрушительную в истории Америки войну. Дэвис попытался пророчествовать, объявив, что теперь возможны три её финала: «либо полное истребление всех рабов, либо высылка всего белого населения Конфедерации, либо полное и абсолютное отделение южных штатов от США». Как известно, он не угадал.
Конгресс Конфедерации поддержал идею «достойного возмездия» за «Прокламацию об освобождении» как за «нарушение обычаев войны», попытку «освободить либо насильно увести рабов, либо спровоцировать их на мятеж, либо вовлечь в боевые действия против Конфедеративных штатов, либо ниспровергнуть сам институт африканского рабства». Любого офицера армии США, командующего неграми или мулатами, вооружающего их или склоняющего к боевым действиям против Конфедерации, объявляли подстрекателем к мятежу рабов и в случае пленения считали не военнопленным, а преступником, которому по законам южных штатов полагалась смертная казнь. Взятые в плен негры и мулаты также представали перед гражданскими судами как мятежники, и их ждали либо смертная казнь, либо возвращение хозяевам, либо (для свободных) продажа в рабство
.
Однако Линкольн не дал провести в жизнь законы рабовладельческого общества в отношении своих сограждан. За его подписью вышел жёсткий «Приказ № 252», где угрозы конфедератов расценивались как нарушение международных правил и обычаев ведения войны, по которым «в отношении к пленным нет различия по цвету кожи»: «Продать или обратить в раба пленного значит снова впасть в варварство, совершить преступление против цивилизации нашего века». Самое же главное — от имени правительства Соединённых Штатов Линкольн объявил, что за любую попытку обратить пленного в рабство будут отвечать пленённые федеральными силами солдаты-южане. За каждого пленного из армии Соединённых Штатов, убитого в нарушение законов войны, будет казнён пленный мятежник. За каждого проданного или обращённого в рабство пленный мятежник будет отправлен на тяжёлые каторжные работы до тех пор, пока федералу не вернут статус военнопленного
.
На практике конфликт правительств вылился в дело о чернокожих солдатах 54-го Массачусетсского полка, попавших в плен в ходе боёв за морские форты Южной Каролины. Четверо бывших рабов и 20 свободных предстали перед судом Чарлстона. Перед тюрьмой уже построили виселицы, а «Чарлстонский Меркурий» призывал пожертвовать двадцатью четырьмя южанами (которых в качестве возмездия убьют северяне) «во имя справедливости»… Однако суд постановил относиться к чернокожим как к военнопленным
. Таким образом, на официальном уровне идея «возмездия» провалилась. Увы, это не значило, что от неё отказались полевые командиры мятежников. В апреле 1864 года всю страну, от газетчиков до Конгресса, ужаснуло известие, что солдаты генерала Форреста (будущего лидера ку-клукс-клана) захватили форт Пиллоу на реке Миссисипи и перебили сотни сдавшихся в плен чернокожих северян. Форрест хвастался, что «после бойни река окрасилась кровью на две сотни ярдов»
. И это был не единичный случай.
Через много лет бывший президент несостоявшегося рабовладельческого государства в самой большой в мире оправдательной записке — тысячестраничных мемуарах «Взлёт и падение Конфедерации» — будет обвинять Север, якобы обрёкший на гибель несчастных, рождённых, чтобы быть рабами. Их предки, дескать, были спасены белыми людьми от варварства, вывезены из знойных пустынь и малярийных болот Африки, приобщены к культуре и цивилизации, просвещены лучами христианства. Но прежде терпеливые и благодарные хозяевам негры были соблазнены волшебным словом «свобода» и пустыми обещаниями. В их руки вложили оружие и приучили эти «скромные, но эмоциональные» натуры к насилию и жестокости. Дэвис будет выносить на суд «христианских народов» такое «недостойное» поведение президента Соединённых Штатов Америки
. Однако именно после выхода «Прокламации об освобождении» «христианские народы» склонились к позиции Севера. Если осенью 1862 года Англия и Франция собирались вместе надавить на США с целью проведения мирных переговоров и признания Конфедерации как самостоятельного государства (Россия симпатизировала Северу и отказалась участвовать в подобных акциях), то теперь Британия, известная как оплот борьбы с рабовладением во всём мире, не могла выступить в поддержку мятежников-рабовладельцев
.
Посол США в Британии Чарлз Фрэнсис Адамс сообщал в Вашингтон о гигантской роли президентской прокламации в исчезновении всякой пропаганды за признание Конфедерации. А его сын и секретарь Генри Адамс писал брату, капитану-кавалеристу федеральной армии Чарлзу Фрэнсису-младшему: «Прокламация об освобождении сделала для нашего дела больше, чем все наши прошлые победы и усилия дипломатов. Она вызвала почти судорожную реакцию по всей стране — в нашу пользу… Очевидно, что общественное мнение сильно взбудоражено и проявляет себя в митингах, адресах Линкольну, депутациях к нам, создании комитетов по агитации и прочих признаках мощного общественного движения. <…> Мы воодушевлены и воспрянули духом. Если у вас наладятся дела на фронте, мы покончим здесь со всеми надеждами мятежников на зарубежное признание»
.
ВЕСНА 1863 ГОДА
Оставалось добиться, чтобы «наладились дела на фронте». Но зима 1862/63 года недаром получила название «зима Вэлли-Фордж»: её сравнивали с тяжелейшим периодом выживания армии Джорджа Вашингтона во время Войны за независимость. К холоду и плохим санитарным условиям прибавлялся упадок духа. Один офицер-доброволец писал домой: «Ещё одна неудача, ещё одна кровавая демонстрация храбрости. У наших солдат крепкие ноги, чтобы маршировать и устоять при встрече с неприятелем, сильные руки, чтобы наносить тяжёлые удары, храбрые сердца… Но мозги, мозги! Неужели у нас недостаёт мозгов использовать крепкие ноги, сильные руки и храбрые сердца с умом? Может, старина Эйб припомнит по этому случаю какую-нибудь забавную историю?»
«Старина Эйб» считал, что «из-за поражений и неудач на нолях сражений всё кажется неправильным»
. Именно поэтому значительная часть солдат и офицеров не испытывала радости от новостей о грядущем освобождении рабов и призыве чернокожих на военную службу. Трудно было ожидать, чтобы реакция общества на «Прокламацию об освобождении» слилась в единый хор всеобщего ликования. Многоголосье больше напоминало торговую площадь или провинциальное законодательное собрание. Характерна реакция армии — слепка общества, удобного объекта для историко-социологического исследования. Анализ солдатских и офицерских писем показал, что поначалу, зимой 1862/63 года, число выражавших неприязнь к прокламации даже несколько превосходило число тех, кто её поддерживал; однако постепенно армия оправлялась от поражений и уже весной в пользу прокламации высказывалось вдвое больше корреспондентов, чем против неё
. Это была та динамика, на которую рассчитывал Линкольн. Он проводил чёткую линию убеждения консервативных, расово предвзятых сторонников Союза: война против рабовладения не противоречит войне за сохранение целостности страны, более того, является оправданной прагматической мерой, ослабляющей Конфедерацию, приближающей конец измучившего страну противостояния
.
