Несколько удручает мысль об абсолютном ограничении нашей науки: знать, что есть вещи, которые мы никогда не поймем… Математическая физика дала знания о многих свойствах материи. Однако тот факт, что мы, материальные объекты, обладаем сознанием, должен убедить нас в том, что она, увы, не может дать знания о них всех. Пока не появится новый Галилей, который предложит нам способ получения свойств материи, которые не должны быть математически выразимы, мы никогда не добьемся научного прогресса в решении сложной проблемы сознания
[78].
Кроме того, я считаю, что тайна, которую представляет проблема сознания, недооценена и требует нашего внимания, особенно когда мы сталкиваемся с широким спектром искусственных разумов, которые скоро будут среди нас. Понимание того, является ли продвинутый ИИ сознательным, так же важно, как и любой другой моральный вопрос. У вас есть этическое обязательство вызвать «Скорую помощь», если вы обнаружите, что ваш сосед получил тяжелые ранения, и у вас внезапно возникли бы аналогичные обязательства по отношению к искусственно разумным существам, если бы вы знали, что они обладают сознанием. Тем не менее в дискуссиях о менее сложных формах сознания, на которые указывают версии панпсихизма, подобных существующим в термостате или электроне, такие концепции, как счастье и страдание, не применимы, и любая интуиция, которая расширяет сферу нашей этики до систем, которые сильно отличаются от нас, кажется преждевременной. Вопросы нейронауки, которые касаются страдания человека (например, «успешно ли сознание Аманды подавлено анестезией?»), несомненно, являются наиболее актуальными для ученых в настоящее время.
Также важно сказать еще раз, что две различные линии исследования, которые я обрисовала, не являются взаимоисключающими, но они, вероятно, всегда будут в значительной степени изолированы друг от друга. Например, мы могли бы обнаружить, что сознание вездесуще, но в то же время знать, что конкретный опыт прекращает существование при определенных неврологических условиях, когда человек находится в бессознательном состоянии, – например, в коме или под наркозом. Кроме того, кажется вероятным, что только комплексные формы сознания способны на значительное счастье и значительное страдание. В этом случае, даже если бы версия панпсихизма была верной, не все островки сознания были бы равны или одинаково важны для понимания. Факт остается фактом, что интегрированные и сложные умы, подобные нашему, способны на огромное страдание, и мы должны быть мотивированы помогать всем существам избежать этого при любой возможности. И если бы мы были ограничены исследованием только одного пути к разгадке тайны сознания за раз (что, к счастью, не так!), я бы отдала приоритет исследованиям, подобным работе Анила Сета и Джулио Тонони. Тем не менее существующие загадки явно заслуживают дальнейшего научного изучения и в настоящее время нуждаются в защите – для сохранения ценностей любопытства и запроса в нашем стремлении к знаниям. Я согласна с выводом, к которому приходит Мюррей Шанахан, профессор когнитивной робототехники в Имперском колледже Лондона:
Размещение человеческого сознания в более широком пространстве возможностей кажется мне одним из самых глубоких философских проектов, которые мы можем осуществить. Это также то, чем пренебрегают. Без гигантов, на чьих плечах можно стоять, лучшее, что мы можем сделать, это отправить несколько сигнальных вспышек во тьму
[79].
Кажется очевидным, что общая картина, которую мы имеем в настоящее время, наряду с длинным списком вопросов, на многие из которых отсутствуют ответы, дает нам веские основания продолжать думать о сознании более творчески – и, в частности, продолжать интересоваться идеей о том, что сознание гораздо глубже, чем нас старается убедить наша интуиция. Однако исследование природы сознания будет продвигаться вперед, только если оно будет считаться тайной, достойной нашего любопытства.
8. Сознание и время
После десяти минут совместной медитации в тишине ученики второго класса моего курса осознанности подняли руки, чтобы поделиться своим опытом
[80]. Первый поделившийся ребенок сделал простое, но глубокое наблюдение. «Это всегда настоящий момент, но настоящего момента нет. Он продолжает двигаться!» – воскликнула она, взволнованная чудом своего осознания. Было приятно наблюдать, как она обнаруживает, что тайна сознания связана с тайной времени: наше сознание переживается во времени и не может быть отделено от него.
Многие нейроученые считают, что ощущение присутствия в настоящем моменте вместе с постоянным движением времени в одном направлении является иллюзией. В своей книге «Мозг – повелитель времени» Дин Буономано, нейробиолог из Калифорнийского университета, объясняет, что то, является ли течение времени иллюзией или истинным пониманием природы реальности, отчасти зависит от того, какой из этих двух противоположных взглядов в физике окажется правильным:
1. Презентизм: время действительно течет, и только настоящий момент является «реальным»; или
2. Этернализм: мы живем в «блочной вселенной», где время больше похоже на пространство – факт того, что вы находитесь в одном месте (или моменте), не означает, что другие не существуют одновременно (Рис. 3).
Рисунок 3: Два взгляда на природу времени.
Буономано объясняет сложность обращения к природе времени:
Эти два взгляда предлагают несовместимые представления о природе времени, но оба предполагают, что наше ощущение времени репрезентируют фундаментальную проблему. Решение этой проблемы, однако, окажется серьезной задачей, поскольку наше субъективное ощущение времени находится в центре замечательной бури неразгаданных научных тайн: сознания, свободной воли, относительности, квантовой механики и природы времени
[81].
