А он просто ревновал — к их образу жизни, к тому, что казалось ему счастьем даже теперь, когда розовое марево влюбленности в новый мир развеялось.
Перед ними открылась прогалина, деревья расходились широким кругом. Судорожно вздохнул Джиро, споткнулся, растерянно оглядываясь, Тетсуи.
— Место военного лагеря, — спокойно, будто представляя кому-то старого, но не слишком близкого знакомого, сказал Иола. — Можно остановиться на обед.
Здесь не оказалось брошенных палаток и обозов, сгладились выкопанные вокруг шатров канавки, дожди смыли следы от костров. Акайо, опустив паланкин на землю, оглядывался, узнавая то тонкое деревце посреди поляны, на которое вешали знамя, то расколотый молнией пень, вид на который открывался из генеральской палатки. Прошел чуть дальше Джиро, потоптался, замер, подняв голову к небу. Акайо вспомнил — там была собранная из бамбуковых прутьев вышка дозорного. Сейчас палки от нее валялись в стороне, наполовину уйдя в землю. Оглянулся туда, где стояла полевая кухня, ожидая увидеть на ничем на первый взгляд не отличающемся месте Иолу…
Но тот вместо того, чтобы бродить по поляне, разбирал свой рюкзак. Акайо встряхнулся, подошел помогать. Эти воспоминания были бесполезны, отвлекали от настоящего дня, затягивали, заставляя думать — а что, если бы? Даже когда точно знаешь, что никакого “если бы” быть не могло.
Костер разводить не стали — здесь, у подножия гор Эндаалора, было тепло, еду на первые дни готовить не требовалось. В бумажных свертках, которые они распихали по рюкзакам в последний момент, оказалось что-то похожее на пироги. Хлеб напоминал имперский, хотя здесь такие тонкие, полные начинки лепешки обычно варили, а не обжаривали. Впрочем, эти улики были уничтожены за минуты, даже крошек не осталось. Джиро нашел родник, из которого брала воду армия. Хотя после дождей он разбух и помутнел, достаточно было процедить воду через ткань, чтобы вернуть ей прозрачность. Таари сидела на подушках паланкина, повторяя за Тэкэрой формулы вежливых приветствий и прихлебывая воду из фляги. Акайо не задумывался раньше, как много вещей она нашла, сколько людей в Эндаалоре делали для них паланкин, посуду, обувь. И все это привезла Таари, договорилась с мастерами, пока они шили одежду, искренне веря, что именно от их труда зависит успех похода.
Впрочем, и от него тоже. Это было похоже на действия армии — если один фланг совершит ошибку, не устоит, проблемы будут у всех. Пока казалось, что эту битву они выиграют… Однако до первой встречи с имперскими крестьянами это было такое же пустое утверждение, как попытка предсказать исход битвы, увидев армию на марше. Когда начинается настоящий бой, многое может пойти не так, как планировалось на карте.
До заката было далеко, так что после не то завтрака, не то обеда они снова двинулись в путь. Дорога, которую протоптала армия на месте узкой лесной тропы, еще не успела зарасти, идти по ней было легко. Паланкин взяли Наоки и Рюу, дно корзины едва не касалось земли, зато почти не кренилось. Акайо припомнил, что полгода назад армия проходила деревню, но на карте ее почему-то не было. Возможно, скрывали кроны деревьев, ветвистые, как метелки, с глянцевыми, жесткими на вид листьями. Иола, с которым он поделился предположением, согласно кивнул:
— Я тоже помню. Маленькая такая, слева от дороги. Можно будет заночевать и купить еду.
Таари идею одобрила, мечтательно улыбнулся Тетсуи, наверное, предвкушая сон в настоящем имперском доме. Акайо не стал его разочаровывать, хотя предполагал, что все равно придется лечь под открытым небом — слишком их много, вряд ли в деревне найдется место для всех. Один Кеншин выглядел странно напряженным, часто оглядывался по сторонам, словно скрываясь от погони. Акайо решил, что спросит вечером, но все стало ясно намного раньше.
— Не прикасайся!
Страшный крик заставил всех замереть. Умиротворяюще шуршали кроны деревьев, щебетали о чем-то своем птицы. Акайо, убедившись, что прямой опасности нет, медленно оглянулся. Нашел взглядом Кеншина, который протягивал руки в не то умоляющем, не то останавливающем жесте, словно мог волшебным образом дотянуться до стоящего в десяти шагах от него Джиро. Тот как раз собирался опереться о дерево и вытряхнуть попавший в сандалию камушек, а теперь замер с протянутой рукой, балансируя на одной ноге. Бросил взгляд на остальных, медленно выпрямился, на всякий случай отступая от дерева подальше. Кеншин, переведя дух, объяснил:
— Они ядовитые. Сок этого дерева как кислота, разъедает кожу, даже кора жжется.
Паланкин покачнулся, Таари выглянула из-за занавеси.
— Почему ты не сказал раньше?
Кеншин дернул головой, заменяя этим ставший запретным жест пожатия плечами.
— Если мы пройдем через рощу достаточно быстро, они нам не навредят.
— За ней должна быть деревня, — не то спросила, не то просто напомнила Таари, внимательно глядя на опустившего голову раба. — Мы хотели зайти туда, купить еды и переночевать.
Он коротко кивнул, но Таари продолжала смотреть, не делая знак двигаться дальше. Кеншин мялся, как солдат, пойманный на попытке взять двойную порцию риса из общего котла. Наконец вздернул подбородок, сказал с нарочитой, явно скопированной у Джиро дерзостью:
— Я туда не пойду. Вы этого добивались?
Она неожиданно мягко улыбнулась.
— Как я понимаю, так будет безопасней. Подождешь нас, спрятавшись в зарослях у дороги. Идемте.
И скрылась за занавесью, оставив гадать — что она поняла про Кеншина? Почему ему не стоит появляться в деревне?
***
У поворота на узкую тропу их встретил не традиционный храм, а крохотное святилище. Столб высотой едва до колена накрывала крыша из двух пластов глины, в выемке под ней вместо колокола стучали друг о друга тростниковые палочки, выкрашенные в черный цвет. Имена предков покрывали белый камень такой густой вязью, что спрашивать о возрасте деревни было бы глупо.
Акайо шел первым и первым опустился на колени перед святилищем. Вспомнил мать матери, единственную, кого застал из своих предков, и с которой все равно не был близок. Встал. Отошел, глядя, как повторяют ритуал другие. Паланкин поставили на землю, Таари, внимательно проследив за Тэкэрой, постаралась не упустить ничего — так же мелко подошла к столбу, так же скользнула ладонями по подолу, опускаясь на землю. Встать в непривычно узкой одежде не смогла, на помощь поспешила ободряюще улыбающаяся Тэкэра, подхватила "невесту" под локоть. Акайо слышал обрывки слов, но не вникал в их смысл. Куда сильнее его беспокоил Кеншин.
Тот стоял в стороне, сложив руки на груди и глядя куда-то в небо, будто не замечая святилища. На него косились — по знанию деревьев и нежеланию идти в деревню было почти очевидно, что он из этих мест, и тем непонятней казалось показательное неуважение к собственным предкам.
Акайо понимал, что нужно заговорить с Кеншином, спросить. Но идти тоже было нужно.
***
Деревня показалась из-за деревьев как раз тогда, когда скрылись оставшиеся за спиной столб и замерший рядом с ним Кеншин. Сумерки еще не опустились на лес, лишь вытянулись тени, и дома в резком, полосатом, как тигриная шкура, свете, выглядела даже не бедными — нищими. Здесь не было высоких деревянных полов и рисовой бумаги, не было резных ступенчатых крыш. Меж некоторых столбов были натянуты только тростниковые плетенки, пестрые от того, сколько раз старые прутья заменяли на новые, у других были все-таки прочные стены, но тоже не из дерева, а из бамбука потолще, похожие на хибарки, что устраивали столичные рыбаки на берегу. Акайо помнил — эти дома были такими легкими, что рыбаки поднимали их на спинах и относили подальше во время прилива. Но рыбаки в них прятались от солнца и ветра, а не жили!
