Рядом вздохнул Юки, потеребил рукав куртки. Сказал тихонько, не то жалуясь, но то просто делясь воспоминанием:
— Меня тоже учили не смотреть на людей без правильной прически.
Поджал губы Джиро, дернул лямки рюкзака. Улыбнулась Таари, подтолкнула локтем Тэкэру, но та словно не заметила ничего. Она шла, глядя куда-то в сторону, в поля. Замерла вдруг, прикипев взглядом к фигурке крестьянки. Сказала, не оборачиваясь:
— Это моя сестра, Сора. Я подойду…
Шагнула с дороги в залитый водой рис, даже не подобрав кимоно.
Они смотрели, как две женщины кланяются друг другу, заговаривают. Тэкэра взяла сестру за руку, медленно пошла вместе с ней куда-то через поля.
— Теперь нам еще и ее ждать, — фыркнула за спиной Таари. Акайо обернулся, не понимая — разве они имели право останавливать человека, нашедшего семью? Но Таари улыбалась, глядя в спину уходящим, и он успокоился. Ей просто хотелось высказать формальное недовольство, кажется, в Эндаалоре часто так делали. Он раньше не думал, зачем, а теперь вдруг сложилось — чтобы не сердиться на самом деле. Сказать мягко, мимоходом, тут же забыв, выкинув из головы и сердца ненужное чувство.
Откинула назад удивительно кудрявые волосы Симото, прижала к животу мандолину. Коснулась струн раз, другой. Дрожащий звук переплелся с таким же голосом:
— Подруга родная, расчеши мне волосы! Мы запишем наши имена на ладонях. Время разделит нас, и лишь луна будет знать, как близки мы были с тобой.
Покраснел Тетсуи, закашлялся Кеншин. Симото бросила на них насмешливый взгляд, продолжая нашептывать строчки, в которых ни один житель Ясной империи не узнал бы признание в любви — потому что не смог бы в него поверить. Вслушивалась, склонив голову к плечу, Таари, беззвучно повторяя слова. Покачала головой:
— Они правда просто сестры.
— А разве я пела о чем-то ином? — красиво удивилась Симото. Вдруг посмотрела серьезно и внимательно. — Вы не можете мне так доверять.
— А разве мы делаем что-то необычное? — идеальным зеркалом повторила ее интонацию Таари.
— Если бы ты была гейшей, — задумчиво начала та, но тут же тряхнула головой. — Впрочем, и тогда тоже.
Таари дернула плечом, нахмурилась. Акайо смотрел на нее с беспокойством — она правда звучала сейчас совсем не как имперская женщина. Симото он не опасался, но они стояли посреди дороги, может и не самой оживленной, но все-таки совсем рядом собирали рис отнюдь не глухие крестьяне. А обе женщины вели себя так, словно сидели в чайной, наедине друг с другом и своими тайнами.
— Может быть, подождем в деревне? — тихо предложил Тетсуи. — Тэкэра ведь, наверное, туда придет.
***
Деревня Зеленого риса стояла на тех же заливных лугах, поднятая на сваях над хлюпающей под ногами травой. Тэкэра уже была здесь, сидела на высокой террасе одного из домов, прямая, как росток бамбука, и такая же дрожащая. Обернулась, спиной почувствовав их приближение, улыбнулась натянуто, но не успела ничего сказать.
Прошуршала легкая дверь, вышел красивый старик с выправкой военного. В глазах Тэкэры мелькнула паника, но хозяин дома едва удостоил ее взглядом. Поклонился стоящим по щиколотку в воде гостям, бросил грозный взгляд на выглянувшую следом Сору. Та тут же спряталась обратно, подмигнув Тэкэре.
— Прошу прощения, уважаемые путники, — скрипуче и громко, словно плохо слышащий человек, извинился старик. — Мое имя — Мао, и мой дом — ваш дом.
Акайо снова представил их как семью Оока, по примеру Мао промолчав о женщинах. Так было проще, иначе пришлось бы или объяснять старику, что с ними делает женщина другой фамилии, или Симото — почему он представляет ее своей сестрой.
И все же ему было неловко, почти стыдно за это умалчивание, за традицию не считать матерей, жен и дочерей такими же людьми, как мужчины. Как он мог считать все это священным?..
— Ваш приход радует мое сердце, как дождь радует землю.
Холодный тон не вязался со словами Мао. Он не поднимал взгляд выше губ Акайо так тщательно, что легко было понять, насколько неприятно ему видеть чужой позор — едва покрытые ежиком волос макушки.
Снова выскользнула на террасу его дочь, расстелила циновки, расставила на них чашки, как на салфетках. Отступила, склонив голову, Мао взмахнул рукой, приглашая гостей сесть. С неудовольствием покосившись на упрямо не двигающуюся с места Тэкэру. Та поджала губы, дерзко встретив взгляд, старик только вскинул брови. Отвернулся. Уронил веское:
— Ныне настали тяжелые времена, когда священную традицию попирают юные.
Акайо чуть склонил голову, не подтверждая и не отрицая его слова. Выдержал короткую паузу, сказал так вежливо, как только мог:
— Отрадно видеть мудрость, что способна направить детей своих на верный путь.
Ему вдруг представилось, что фраза — горячий камень, как в виденной когда-то игре. Это ощущение растекалось по телу будоражащим предвкушением, как перед боем… И как перед боем, Акайо усилием воли заставил себя выровнять дыхание. Страсть хороша для солдат, а не для генералов.
Старик Мао тем временем радовался почтительности гостя, восхваляя его учтивость. Акайо подтолкнул его дальше в нужную сторону:
— Уверен, молодые сердца вашей деревни часто обращаются к вам за напутствием.
Стрела нашла мишень, старик помрачнел. Ответил резко:
— Лишь плодовитые заслуживают внимания юных. Мой же сын погиб от рук врагов.
Прокатилась по доскам оброненная чашка, Тэкэра смотрела на отца, а он не замечал взгляда. Акайо прикусил губу, не зная, как и что сказать, нахмурился Юки, Тетсуи схватил его за руку, не давая вымолвить и слова.
— Однако у вас остался прелестнейший цветок, господин Мао, — тихий голос прожурчал ручьем, Акайо обернулся одновременно со стариком, они одинаково удивленно посмотрели на вежливо стоящую у края террасы Симото. Та на мгновение подняла взгляд, скользнула по губам легкая и теплая улыбка. — Дочери — благословение ясного солнца, им лишь нужна достойная огранка… Как и мужчинам. Ведь не юноши играют императору, не юноши улыбаются ему, и не юноши разделяют с ним холодные ночи.
Она подошла ближе плавно и текуче, по пути отобрав чайник у Соры. Изящным движением подвернула рукав кимоно, серого и затрепанного, словно сплетенного из паутины, налила чай в пиалу в руках старика. Улыбнулась и отошла, замерла изящным украшением террасы, знающим, что все взгляды прикованы именно к ней.
Вздохнул очарованный старик, тронула его за рукав Тэкэра, склонилась вдруг, коснувшись губами края ткани. Встала, отвернулась поспешно, скрывая стоящие в глазах слезы.
— Я сочувствую вашему горю.
— Вы знали моего сына? — из-за маски старого солдата проглянул вдруг любящий отец, надежда и нежность разгладили лицо. Тэкэра замерла, терзая пояс. Открыла было рот… Закрыла, не найдя слов.
