— Что бы сделали с таким склоном в Эндаалоре?
— Лифт, — недовольно фыркнула она, придерживая свободной рукой подол. — Хотя бы просто платформу на лебедке, чтобы спускать груз.
Кивнул, задумавшись. Огляделся, приметил обычные заросли бамбука внизу, из которых можно было сделать опору и площадку, но откуда взять веревку? Вздохнул, отказываясь от этого плана, отложив его на новую полку мысленной библиотеки. Неожиданно подумал: "Что я буду делать после?" Вспомнил, как Лааши был почти уверен, что он не вернется, и каким абсурдным это тогда казалось. Невозможным.
Теперь думалось — мне очень нужно время. Хотя бы луна, чтобы успеть вернуться сюда и наверняка еще в сотню других таких мест. Чтобы появлялись на склонах лебедки, и даже если император запретит их, объявив покушением на священное достояние предков, можно будет придумать что-то еще.
Это займет намного больше луны.
Сандалия зацепилась за бамбуковый каркас ступени, Акайо едва не потерял равновесие и вылетел из своих мыслей. Внизу уже разминал плечи Иола, паланкин снова собрали, негромко напевала, отрешившись от всего вокруг, Симото. Акайо невольно прислушался, снова ловя незнакомые строчки. Заметил, как Таари торопливо нырнула в паланкин, улыбнулся про себя. Теперь рядом с ними всегда шла часть культуры Кайна, Таари наверняка будет записывать ее песни.
Мысль о том, что сам он ничего подобного не знал и спеть не мог, оказалась неожиданно горькой, словно случайно раскушенное семечко.
Мысль о том, что если Таари правда позволит ему остаться здесь на время, стать чем-то вроде духа-хранителя империи, то он наверняка долго не увидит ее, была еще горше.
Две его мечты отказывались соединяться. Да и был ли смысл в этих надеждах? Один, он мало что мог сделать. Одного его наверняка в конце концов поймали бы, осудили, как бродягу, нарушающего законы империи.
Значит, нужно было думать дальше.
За небольшой рощей, где земля становилась все более топкой, и прежде, чем появились мостки, пришлось немало пройти по густой, засасывающей ноги грязи, нашелся причал. Вдоль узкой, заросшей тростником и заилившейся речки теснились на сваях бедные домики, у каждого хотя бы одна лодка. Акайо с молчаливого одобрения остальных подошел к ближайшему, постучал в косяк. Вежливо склонился перед хозяином:
— Ясного дня, господин. Можно ли нанять у вас лодку?
Тот, худой старик в ветхой, но тщательно починенной одежде, обежал их взглядом.
— Больно обилен такой урожай для меня одного. Две лодки вам потребуются, путники. Может, и три.
Назвал цену, маленькую до удивления, Акайо уточнил:
— Нам нужно спуститься как можно ближе к Ясному городу, и назад мы отправимся не скоро. Как вернуть вам лодки?
Старик только кивнул, позвал мальчика, сидевшего с удочкой на причале поодаль.
— Сай отправится с вами и вернет их.
Легким подзатыльником отправил внука в дом, сам, получив деньги, занялся подготовкой лодок. Акайо, помешкав, предложил помощь.
***
Они действительно разделились на три лодки, в середину самой надежной поставили паланкин. Сай, которому можно было дать лет четырнадцать на вид, сел на руль первой, Акайо вместе с остальными взялись за весла. Он смотрел в бронзовую спину болезненно худого, молчаливого подростка, на нищие домики вокруг, на выложенный на причалы безыскусный товар — простенькая посуда, мелкая рыбешка, плетеные игрушки. Оглянулся на Тарри, увидел, как она провожает взглядом проплывающие мимо дома, и, кажется, прикрывает рукавом фотоаппарат. Решил — мне надо действовать самому. Окликнул сидевшего на одном таком причале человека, спросил о стоимости рыбы. Тот, кажется, удивился даже больше, чем обрадовался, Сай подвел лодку ближе, Акайо отдал несколько монет, получив взамен намного больше рыбы, чем стоило бы при такой жалкой плате. Передал сушеное ожерелье дальше, сидевший на корме Тетсуи ловко привязал его к рюкзаку.
Хотелось купить здесь все, просто чтобы у людей исчезло с лиц такое пустое, бессмысленное выражение. Но Акайо понимал — это не поможет, как один сытный обед не спасет нищего от его судьбы. Спросил вместо этого у Сая:
— Вы не выращиваете рис?
Тот кивнул равнодушно.
— Почему?
Пожатие плеч вместо ответа.
— Ваша деревня всегда была рынком? И всегда таким бедным?
Снова кивок. Акайо уже поверил, что более подробного ответа не получит, но мальчик хрипловато отозвался:
— Не всегда, господин. Когда не было обходной дороги, караваны лодок шли от истока Волос Мамору к устью, и у нас меняли товары. Но речка обмелела и сделали дорогу. Караванов больше нет.
— Это было десять лет назад, — удивленно вздохнул с соседней лодки Юки. Мальчик только пожал плечами. Конечно. Для Империи десять лет — это мало. Десяти лет никак не может хватить для того, чтобы поселение, жившее торговлей, хотя бы попыталось что-нибудь изменить.
Хотелось повернуться к Таари, хотелось попросить — теперь, когда ты видишь, как здесь, когда ты передаешь в Эндаалор картины нашей жизни, там же должны согласиться, что нужно что-то делать!
Но Акайо мог представить ответ, даже не задавая вопроса. Внутренняя жизнь империи — дело империи. Не Эндаалор должен менять ее. Акайо сам не хотел бы, чтобы все жители его родины стали рабами, а если изменения принесут чужаки, это будет неизбежно. Да, для него самого рабство стало спасением, дало ему любовь и свободу большую, чем он имел прежде, но и стоило это немало.
Но кто тогда и как может изменить Империю? Не император, не его верные подданные, веками хранившие страну неизменной. Значит, они, родившиеся здесь, но научившиеся думать как эндаалорцы, пользоваться знаниями, искать новые.
И снова — но что может сделать он один?..
Однако они ведь смогли рассказать людям, работающим с ядом, о перчатках и фильтрах. Все хотят жить лучше, если получится придумать, как облегчить тяжелый труд, никто не откажется. Закон может запретить изменения, но можно надеяться, что люди, однажды узнавшие, как можно действовать иначе, будут пробовать подступиться к закону снова и снова, с иных сторон.
Тогда — что именно можно сделать здесь? Река обмелела, сказал Сай. Как это можно изменить?
Он качнулся назад, к Таари, спросил ее тихо. Снова налег на весла, глядя в загорелую спину их проводника. Они жили впроголодь, еды не хватало. Здесь невозможно вырастить рис? Странно, кажется, постоянно влажная почва должна подходить. Может быть, можно найти лучшее применение земле? Тростнику? Илу в реке?
Он вдруг подумал, что, возможно, достаточно начать задавать эти вопросы. Ведь здесь всегда мыслили привычкой, Империя считала, что нужно жить, как предки, повторять ритуалы в точности, и больше ничего. Люди здесь не умели видеть мир иначе, традиции заслоняли возможность придумать что-то новое. Акайо, проведший в Эднаалоре всего два месяца, мыслил по-другому. Он пытался осмыслить происходящее, а вместе с осмыслением приходили идеи о том, что можно изменить.
