Она вместо ответа сделала знак следовать за ней.
Следующие несколько часов запомнились обрывочными картинами, смутными, как отражения на поверхности воды, и такими же яркими. Бадьи, в которых сидели они все, и цветочные лепестки неприятно липли к коже. Хищная улыбка Таари, которой доверили белить им лица. Тяжесть первого парика, из-за которой казалось, что стоит наклонить голову, и эта сложная конструкция свалится, смех Ран: "Нет, это даже ему не подойдет". Странное ощущение нанесенной на кожу маски, необходимость по команде Тэкэры моргать, не моргать, смотреть вверх или вниз.
Он даже не заметил, когда исчезла, умчавшись весенним ураганом, хозяйка дома, занятый попыткой правильно надеть хотя бы основу кимоно. Тэкэра и Таари одевали их по очереди, выравнивали воротники, накручивали широкие пояса, но с нижним, более простым платьем, каждый пытался справится самостоятельно.
Акайо старался не смотреть на других, ставших незнакомцами под белым гримом, не думать, как выглядит он сам, не гадать, кто сейчас стоит, разведя руки, между женщинами, облаченный в нечто пестрое, на чьей спине распускаются алые цветы. Когда настал его черед, едва не зажмурился, но Тэкэра, рисовавшая его лицо, строго запретила гримасничать.
И только тогда, глядя на деловитую Таари, покорный ее рукам, признался себе — это не потому что он считает переодевание унизительным или всерьез его боится. Он старался отвлечься от скользящего по коже шелка, от запахов, от слегка стягивающей кожу краски только потому, что они ему нравились. И потому, что он был здесь не один. Это была не сессия, а их общий план, и он просто старался привести свои чувства в соответствие этому. Не хотеть опуститься перед ней на колени. Не ревновать к остальным.
Таари скользнула пальцами по толстому поясу, прошептала отстраненно:
— Очень красиво, — тут же улыбнулась. Заметила, проведя ладонями по гладким отворотам на груди: — Хотя тебе не идет. Наверное, лучше всего смотрелась бы военная форма.
— Мы вернемся в одежде кадетов, — тихо ответил он.
Таари только покачала головой.
— Вы вернетесь с преследователями на хвосте. Будут другие дела, более важные, чем желание полюбоваться тобой.
Посмотрела в глаза. Зеленое море требовало оставаться на берегу, и Акайо, глубоко вдохнув, остался. Пообещал:
— Я вернусь.
Таари дернула плечом:
— Конечно, ты вернешься, — отвернулась к остальным. — У нас есть время, поэтому теперь все будут учиться правильно держаться. Пока вы не гейши и даже не шлюхи, а бродячий цирк.
***
Когда небо начало темнеть, они уже стояли недалеко от моста. Днем столица отгораживалась от соблазнов Цветочного квартала, позволяя покидать его лишь тем, кто был одет обычными горожанками. Вечером все менялось.
— Пора, — шепнула Таари, слегка подталкивая его в спину.
Акайо кивнул было, но замер на середине движения. Закончил уже иначе, так, как его только что учили.
"Представь, что ты листок, танцующий на ветру. Очень легкий, очень плавный... Вот так".
Он представлял себя пером в пальцах каллиграфа, и у него получалось.
Он все еще старался не смотреть на других. Вернее, не всматриваться, не узнавать.
Тот, кто стоял слева, вцепился в ладонь, словно ища поддержки, и тут же отстранился. Тот, кто был справа, сказал голосом Иолы:
— Идем.
И они пошли.
Их пропустили легко, как и многих других девушек, выскальзывающих из квартала в поисках клиентов. Акайо вел, узнавая улицы, каждый миг помня, что идти надо не так, как хотели ноги, пытавшиеся привычно печатать шаг кадета, а скользить.
— У меня съезжает грудь, — еле слышно пожаловались сзади. Ветошь, которую они проложили между слоями одежды, у всех норовила или выскользнуть из запаха, или съехать куда- то подмышки.
— Не видно, — шепотом отозвался сбоку Наоки.
Шикнул на всех Джиро, замыкавший строй. На него хотелось посмотреть сильнее всего — Акайо до сих пор казалось, что за Джиро он отвечает больше, чем за других, и, что важнее, Акайо подозревал, что тому сложнее всего будет справиться с ролью.
Однако остановки и переглядывания могли вызвать подозрения, поэтому Акайо просто шел привычным маршрутом. Ноги узнавали улицы, глаза норовили начать внимательно обшаривать темные переулки и встречных людей. Раз за разом он одергивал себя, и так погрузился в это, что едва заметил Ран, выскользнувшую из-за угла.
— Фейерверки, — она протянула ему аккуратно упакованную коробку, похожую на традиционный подарок. — Ее уже вывели из казарм.
Акайо кивнул, передал коробку назад. Напомнил:
— Возвращайтесь домой.
Она чуть прищурилась, резко отступила в темноту, не ответив.
На миг подумалось: "Если план провалится, гейш я запомню такими, какой увидел Ран: напряженной, в сером платье, с переброшенной через плечо косой". Акайо выкинул мысль из головы. У них был план. Им нужно было действовать, чтобы он не провалился.
Они вывернули из-за угла точно когда с другой стороны на узкую, вьющуюся между домами улицу вышли солдаты. Акайо пробежал по ним беглым взглядом, оценивая: впереди один с табличкой, двое с мечами, двое несут широкую балку осужденной, последние следят за спиной. Все, как они ожидали. На миг вскинул глаза на Симото, надеясь поймать ее взгляд, но женщина смотрела в алеющее небо, возвышаясь над своей охраной, словно дерево над травянистым морем. Заплутавший в переулках ветер играл с ее волосами, бросал в лицо — Симото только встряхивала головой, выше поднимая подбородок, ничуть не пряча нарисованного на щеках знака зла.
Акайо помнил, как сжимались другие, силясь устоять на брусе шириной всего в две ступни, нелепо сгибались, растопырив руки, или вовсе проделывали все дорогу на четвереньках, вцепившись в ненадежную опору. Тогда не думал об этом, а сейчас понимал — для многих пытка унижением была болезненней, чем сама казнь. Ведь не всех ждала смерть, многие отделывались потерей руки, уха, или несколькими десятками плетей, часто претерпевая муку за городом, там, где никто не мог их видеть или слышать. Но всем приходилось пережить путь через город.
Однако Симото держалась легко. Казалось, не ее несут на смерть, но она позволяет солдатам сопровождать ее.
Поравнялись Акайо отступил, опустив голову, как договаривались. Считал мгновения, ожидая, пока пройдет замыкающая пара...
Грохнуло, в небо взвились ракеты, вспыхнули разноцветьем. Кадет сбился с шага, задрал голову, Акайо увидел, как ошалело приоткрылся его рот, успел подумать — совсем мальчишка. И ударил, стремительно и точно, как уже сто раз повторял в мыслях. С небо еще сыпались искры, рядом охнули, Акайо подскочил, перехватил чужую руку, вывернул за спину, заставляя выпустить меч. Кто-то в темно-синем кимоно по простому врезал врагу по уху. Сзади выругались, резко сказала Тэкэра:
