– Нашим ребятам за один день все это не убрать, – сказал Гейнс. – Нужно больше времени. То есть гораздо больше.
– На вас только вон тот маленький участок. Я нанял цветных, они придут завтра утром и примутся за большие поля. Гляньте, справитесь вы или нет.
– Не могу сказать, пока мы не возьмемся за дело.
– Ну ладно. Начинайте тогда. Мне надо заехать к Экли, вернусь к концу дня. Пока меня не будет, в дом не заходить, понятно?
– Я буду постоянно при деле.
Элбод забрался в грузовик и бросил термос на переднее сиденье. Мотор, взревев, завелся. Фермер свесил руку из окна.
– До встречи, Дэйв.
Он включил передачу и нажал педаль газа. Впереди хлопотливый денек. Дел всегда невпроворот, но ему именно так и нравилось.
Проводив взглядом удаляющийся пикап фермера, Пес спрыгнул с заднего борта и помог Мэри спуститься. Ноги девочки запутались в траве, она споткнулась, ее широкополая соломенная шляпа слетела с головы. Пес подобрал шляпу и водрузил обратно.
Мистер Гейнс собрал их в кружок и показал листок со списком.
– Он надеется, что мы сделаем все это за один день, – сообщил он, потирая лоб. – «Маленький участок»… я вас умоляю! Мы весь день будем только собирать хлопок, и то выходит много.
Дети молчали. У них не было права голоса.
Мистер Гейнс вздохнул:
– Ладно, надо приниматься за дело. Мешки вон в том сарае.
Пес ничего не имел против уборки хлопка. С его длинными цепкими пальцами у него это отлично получалось. Работа была довольно простая, даже Мэри могла с ней справиться.
Уолли моргнул:
– Дер-гать сор-няки, нет?
Формой тела Уолли напоминал кеглю для боулинга. У него не было рук. Он ходил на корнях, росших из нижней части его туловища. У него отлично получалось выдергивать сорняки – любые сорняки, – а также собирать с деревьев орехи пекан и персики. Его корни, если он вытягивал их во всю длину, доставали до самых высоких веток.
– Сегодня только хлопок, – прорычал мистер Гейнс.
– Как насчет меня? – спросил Мозг.
Мозг выполнял особые работы: чинил технику, принимал телят, лечил заболевших животных. То есть совмещал обязанности механика и ветеринара.
– Ты что, оглох? Я сказал – хлопок! Давай, Джордж, принимайся за дело. Можешь не торопиться, ты знаешь, какой я терпеливый.
Дети поспешно двинулись к сараю, как им было сказано. Учитель смотрел на них, опершись на грузовик.
– Эй, ты! Енох!
– Да, сэр, – отозвался Пес.
– Покажи Мэри, что делать. Ты отвечаешь за нее.
– Хорошо, мистер Гейнс.
Перед ними в волнах солнечного жара раскинулось хлопковое поле. Со стеблей свисали раскрывшиеся коробочки. Дети принялись каждый за свой ряд. Один за другим Пес ощипывал созревшие хохолки, засовывая их в свой мешок. Раз-два-три-четыре, шаг.
Он помахал рукой Мэри:
– Проснись, девочка! Делай так, как я тебе показал.
Она поднесла к лицу зажатую в кулаке пригоршню хлопка.
– Мягко!
– Положи это в мешок, который у тебя на плече. Вот так, хорошо. Все правильно. Теперь набери еще. Как будто ты его кормишь, да? Мешок тако-ой голодный!
Мозг набивал свой мешок, не переставая брюзжать:
– Большинство людей не знают, что мы выращиваем для них еду. Собираем хлопок, которым они утепляют свои драгоценные нормальные интимные части. А если б знали, то отказались бы есть эти продукты и носить эти вещи!
На этот счет Пес не был так уверен. Даже он знал, что бацилла не может жить вне человеческого тела. Он посмотрел вдаль, поверх поля белого золота, на цепочку деревьев, зеленевших на горизонте под сияющим небом.
– Как ты думаешь, что там, дальше? На что похож их мир? – спросил он.
– Это наш мир, – парировал Мозг. – Только нас туда не пускают!
– Я имел в виду – ты думаешь, он действительно такой, как показывают в кино?
– Мы никогда не узнаем этого, если не озаботимся тем, что происходит здесь, у нас перед носом. Например тем, что мы задарма трудимся на Элбода, ничего не получая взамен.
– Мы получаем образование, – возразил Пес. – Я, например, собираюсь стать фермером.
– Но нам ничего не платят! И не предоставляют другого выбора.
– Это только на несколько лет. А потом Папа Элбод обещал, что будет платить нам за арахис и хлопок по весу.
– На этот заработок едва проживешь. Это настоящее рабство, просто называется по-другому!
– Тебе лучше знать.
– Только посмотри на нашего надсмотрщика! – сказал Мозг. – Великий мистер Гейнс. Ошивается вокруг дома в надежде попялиться на Элбодовых дочерей, идущих в школу. Единственное, чему он смог нас научить, – это что хозяева нас эксплуатируют, а мы, черт подери, совершенно беспомощны это изменить!
– Может, выберемся сегодня вечером на наше местечко в лесу? – предложил Пес. – Обсудим все это как следует. Тебе наверняка полегчает, если ты выговоришься.
Мозг прервал работу.
– Ты вообще слышал хоть одно слово из того, что я сказал?
– Не обращай на меня внимания. Продолжай, я слушаю.
Мозг всегда страдал, если ему приходилось заниматься ручной работой. Он от рождения имел повышенную чувствительность к физической боли – спину тут же начинало ломить, маленькие изящные руки покрывались ссадинами и кровоточили. В такие моменты с ним было трудно разговаривать. В любое другое время Пес любил послушать, как его друг проклинает жестокость системы и пророчит грядущую революцию. До него не доходил смысл половины сказанного, но было трудно устоять перед впечатлением, которое производил Мозг, развивающий какую-нибудь идею. Однако, испытывая боль, Мозг ожесточался, и его речи становились язвительными и злобными.
Пес поспешно двинулся дальше вдоль своего ряда, оставив друзей далеко за спиной. Мозг мог буйствовать сколько угодно – его больше не было слышно. Подняв голову, Пес обнаружил, что Мэри почти поравнялась с ним. Похоже, из девчонки выйдет отличная уборщица хлопка!
Когда утро уже переходило в день, они сделали перерыв и направились к водяной колонке. Мистер Гейнс храпел в кабине грузовика. В ярко-синем небе висели белые облачка, похожие на кусочки хлопка. Пес взялся за рукоятку и принялся качать. По очереди наклоняясь к крану, дети глотали воду, такую чистую и холодную, что у них заломило зубы.
Снова в поле и опять за работу. Потом мистер Гейнс позвал их обедать. Затем опять уборка до позднего вечера, пока наконец не наступило время отправляться домой.
Разгоряченные и усталые, дети двинулись прочь с поля.
