– Треть из нас еще не готовы сражаться, – сказал Мозг.
– Зато остальные так и горят! Сейчас такой момент, когда нас согнули уже до предела. Если нормалы нас сломают, никто не будет готов уже никогда!
– Еще не время.
– Я мог бы отправиться в Особое Учреждение! Жил бы там в свое удовольствие. Мы все хранили наш секрет, потому что мы верим в тебя!
– Прости, Аттикус.
– Пора действовать! – настаивал тот.
– Нет. Скоро. Очень скоро. Но не сейчас.
Кроха свирепо уставился на Мозга; тот отвечал таким же пристальным взглядом.
Мальчик-гигант, взревев, саданул кулаком по ближайшему кипарису – вдоль шипастой руки прокатилась рябь мускульных сокращений. Старое дерево застонало, его корни затрещали, и оно с грохотом повалилось на землю.
– Скоро! – проревел Кроха.
– Да.
– Скоро время придет!
– Скоро, – повторил Мозг.
Кроха повернулся и с плеском двинулся обратно, пересекая болото гигантскими шагами. Мозг опустил взгляд на то место, где прежде стояло большое дерево, а теперь была яма, медленно наполняющаяся водой. Вода была цвета черного чая, насыщенная дубильными кислотами от гниющих растений и торфа.
Настанет время, когда разразится большая буря и исхлещет это место струями дождя. И тогда болото переполнится, выйдет из берегов и затопит все на своем пути.
Скоро.
Мозг опустился на моховую подстилку.
– Пес! – всхлипнул он.
Слезы наконец хлынули из его глаз, неотвратимые, как наводнение.
Глава тридцать шестая
Дэйв Гейнс в последний раз подъехал к Дому по разъезженной грунтовой дороге. Припарковавшись, он оглядел большой полуразвалившийся особняк, пристройки, заросший бурьяном двор, деревья в гирляндах испанского мха. Воздух был густым от мошек и птичьего пения.
В поле зрения – никого. В это время все дети обычно сидят в столовой за завтраком. Отсюда был слышен их громоподобный гомон. Окна были заделаны картоном, закрепленным изолентой. В стенах виднелись отметины от дроби.
Пять лет своей жизни он провел в этом доме, наблюдая за тем, как растут чудики. Он чувствовал себя прикованным к этому месту. К этому громоздкому, гниющему призраку, которому он принадлежал со всеми потрохами. Теперь, когда он увольнялся, заклятие было разрушено и Дом потерял свою власть над ним. Деревья стали просто деревьями, дом – просто старым домом. Как старые фотографии: все уже в прошлом. Он больше не нес здесь никакой ответственности, отчего его дух стал легким как пушинка. Он мог отпустить все – всю трагичность произошедшего, всю печаль, – но теперь, получив свободу, Гейнс глядел на все это с усиливающимся чувством ностальгии. Может быть, так же чувствуют себя заключенные, когда покидают свою тюрьму. Может быть, после долгого времени решетки и камеры кажутся им домом.
Не торопясь, он поднялся на крыльцо. Его раны все еще не затянулись, и после езды рука и плечо отчаянно болели. Док Одом сказал, что безобразные шрамы останутся у него на всю жизнь. Пускай Енох мертв, парень навечно оставил ему свою отметину.
Гейнс прошел по коридору и вошел в кабинет директора. Старик, сидя за столом, поднял голову ему навстречу и жестом показал на стул.
– Рад снова видеть вас на ногах, – сказал Уиллард.
– Доброе утро, сэр. Благодарю.
– Чувствуете себя лучше?
– Цвету и пахну, полковник.
– Когда, по-вашему, вы сможете снова приступить к работе?
– Видите ли, сэр, дело вот в чем, – проговорил Гейнс. – Мне предложили работу получше.
Директор пронзил его взглядом.
– Понимаю.
– Билл Фаэрти сказал, что я могу работать у него. Он держит бензоколонку, «Юнион-76», на Девятнадцатом федеральном шоссе. Заправка, замена масла, тюнинг, корпусные работы по необходимости.
– Похоже, вам сделали очень хорошее предложение.
– Билл говорит, что подумывает в следующем году завести еще автомойку. – Гейнс нахмурился. – Может, мне не стоило об этом говорить. Посвящать других в его планы. Пожалуйста, не говорите никому, что я вам это рассказал.
Уиллард поднял ладонь в знак того, что полностью понимает и не порицает действия Билла.
– Рад видеть, что ваши дела наконец пошли в гору.
Ностальгические чувства Гейнса растаяли как майский снег, когда до него дошла правда этих слов. Его дела действительно шли в гору! Он получил новую работу, женщины выказывают к нему интерес. Его парнишка врезал сынку проповедника, как настоящий мужчина. Енох мертв, и шериф вроде бы больше не рвется упрятать его за решетку. Впервые за долгие годы Гейнс мог смотреть вперед и видеть там больше, чем оставалось за плечами. Эта хмельная мысль наполнила его беспокойством и возбуждением.
Вдобавок ко всему старик, похоже, был рад за него и вовсе не питал к нему дурных чувств. Гейнс мог наконец уйти и навсегда покинуть это место!
– Мне жаль вас терять, – добавил Уиллард. – Я обкатываю нового человека, чтобы он помогал мне в Дисциплинарной, но, разумеется, это будет уже не то.
– Как они там? Бунтуют?
– Учитывая недавние беспорядки, время сейчас неспокойное.
– Простите, что бросаю вас вот так, без подмоги, – сказал Гейнс.
– Ничего, мы справимся. Как всегда справлялись. Теперь, когда этот парнишка Брайант мертв, думаю, все понемногу уляжется за ближайший месяц-два.
– В любом случае через четыре года все закончится. Дома будут больше не нужны.
– Я был бы рад, если бы мы с вами не теряли связи, – сказал директор. – Я знаю несколько хороших людей с трезвым взглядом на вещи. Они понимают, что нас ждет в будущем, и уже сейчас готовятся к нему.
– План действий на случай критической ситуации? – догадался Гейнс.
– Когда дети достигнут зрелости, ими будет гораздо труднее управлять. Результатом явится война – первая война на американской земле с тысяча восемьсот шестьдесят пятого года.
– Вы и вправду так думаете, сэр?
– Я это знаю.
– То есть вы в этом вашем, э-э… клубе, или что там у вас – что конкретно вы там делаете?
– Военная подготовка, – сказал Уиллард. – Раз в месяц, по выходным.
– Хорошо, что им подвернулся такой человек, как вы, полковник. С вашим опытом…
– Когда мы воевали во Вьетнаме, мы тысячу раз порвали всю страну в клочки. Сбросили на них столько бомб, что хватило бы на шестьсот Хиросим. И все же мы до сих пор не знаем, победили мы или нет. Видите ли, все эти желтозадые были для нас на одно лицо. Мы никогда не могли сказать, кто наш враг, а кто нет, так что мы убивали всех подряд, предоставляя Господу отделять зерна от плевел. Мои парни насчитывали невероятное число убитых. Нам казалось, что мы побеждаем, но мы никогда не могли сказать наверняка. С чумными детьми положение совсем другое, чем с вьетнамцами. Их легко опознать. Когда они наконец сделают свой шаг, мы будем готовы. Мы будем действовать беспощадно. И на этот раз у нас не будет сомнений, кто победил.
