– Как тебя зовут? – спросил девочку шериф.
Она отпрянула, в глазах блеснул страх. Потом кончик ее хобота застенчиво приподнялся в его направлении.
– Элли, – донеслось из отверстия.
– Элли, я шериф Бертон. Я не причиню тебе вреда. Расскажи мне, что произошло.
– Дети, сэр. Они убили всех учителей и сожгли Дом.
– А потом?
– Я напугалась. И отправилась за помощью.
– Ты правильно поступила, Элли. Я отведу тебя в безопасное место.
Бертон повернулся и поискал взглядом Палмера, но того не было видно в толпе. Вместо него он заметил помощника шерифа Нэйги и махнул ему, подзывая к себе.
С противоположной стороны в кузов просунулись чьи-то руки и вытащили девочку из грузовика.
– Эй! – крикнул Бертон. – Черт бы вас…
Он заработал локтями, проталкиваясь сквозь лица и тела; глаза слепил свет прожекторов. Какие-то люди тащили Элли через толпу. У одного в руках был моток веревки. Девочка завопила. Шериф выбрался из давки и кинулся им наперерез.
К нему обернулись разъяренные лица. Он знал их – Ли, Кейси, Руби, Джеки, Люка и многих других; он знал их всю свою жизнь. Теперь он оказался один. Девочка свесила голову, мотая хоботом и ревя во весь голос от страха и стыда.
– Ли! Погоди-ка, я сам с ней разберусь, – сказал Бертон.
– Они убили Джека, шериф.
– Мы всего лишь хотим справедливости, – добавил Руби.
– Реджи тоже хотел справедливости, а в результате развязал войну, – ответил Бертон. – Больше никакого самосуда! Я представляю закон в этом городе. По закону место девчонки – в камере.
Толпа заревела, перекрикивая его. Ли и Руби нерешительно переглянулись. До закона им не было дела, но связываться с шерифом они не хотели.
Позади него появился Палмер – Бертон ощутил его молчаливую поддержку. Потом он снова увидел Нэйги. Тот отвернулся, сделав вид, будто не заметил шерифа.
– Отдайте девочку, – сказал шериф. – Будет вам справедливость, но все должно быть сделано как полагается.
– Том Бертон! – крикнул чей-то голос.
Гомон толпы несколько утих, и среди людей показалась молодая женщина. Ее кудрявые рыжие волосы были завязаны в узел на затылке, но теперь ее прическа была растрепана и спутана, лицо покрывали кровавые ссадины – женщина, охваченная горем, рвала на себе волосы и расцарапала лицо.
– Сегодня утром Мейсон ушел с тобой, – сказала она. – Он не вернулся домой. Ты вернулся, а он нет!
– Я искренне скорблю о твоей потере, Барбара. Но я не могу допустить того, что здесь происходит.
– О нет, ты не скорбишь! Это я скорблю. И моя маленькая девочка скорбит. Что ты за человек? Ты увел с собой двадцать человек, и теперь они мертвы! Какой ты шериф после этого?
Бертон смотрел на нее, не зная, что сказать. У него на языке вертелась куча слов, но ни одно из них не было достаточно убедительным, чтобы ответить на ее горькое обвинение. Обведя взглядом разгневанные и перепуганные лица, он понял, что она высказала то, что они все думали. Двадцать человек сражались и погибли, в то время как он бежал, спасая свою жизнь.
Насчет одного она была права: после ноября он уже не будет шерифом.
– Лучше не лезь, Том, – сказал ему Ли.
Жалость в его голосе была невыносимее всего остального.
Толпа хлынула вперед. Руби завязал петлю, которую они накинули на плачущую девочку и потащили ее к одному из четырех имеющихся в городе светофоров. Люди шли мимо Бертона, толкая его плечами, пока вся толпа не схлынула.
– Что вы собираетесь делать? – спросил его Палмер.
Добравшись до светофора, толпа снова заревела. Веревка рассекла воздух и обвилась вокруг металлической штанги, державшей светофор. Красный свет включился как раз в тот момент, когда они вздернули брыкающуюся девочку высоко в воздух.
Это было не правосудие. Это была бессмысленная месть. Ритуальное жертвоприношение.
– Положить этому конец! – рявкнул Бертон.
Он принялся протискиваться через радостно гогочущую толпу, расталкивая людей в стороны. Девочка раскачивалась наверху. Она успела просунуть пальцы между веревкой и своим горлом – но это только оттягивало неминуемую смерть. Как ни взгляни, шериф не успевал ее спасти.
Бертон расстегнул кобуру, вытащил револьвер, прицелился. Огромный ствол взревел в его руке. Пули одна за другой ударили в извивающееся тело. Оно еще несколько раз дернулось и обмякло, по-прежнему покачиваясь на веревке.
Толпа вокруг забурлила; люди, вопя и толкаясь, отодвигались от него. Шериф сунул дымящийся револьвер обратно в кобуру.
– Линчевание закончено! – объявил он. – А теперь возвращайтесь к блокпосту, пока я не потерял терпение.
Толпа понемногу рассеялась, оставив девочку болтаться на поскрипывающей веревке. Палмер снял шляпу и провел пальцами по редеющим волосам. Бертон некоторое время стоял, глядя на тело. Выжидая, пока время и дыхание хоть немного обуздают его ярость.
За все годы службы на страже порядка он не убил ни одного человека. Его первой жертвой стала девочка, виновная лишь в том, что родилась больной и оказалась не в том месте не в то время. Его выстрел был настоящим убийством, убийство – актом милосердия.
– Господи помилуй, – проговорил он.
– Шериф?
– Помоги мне снять ее, Джим.
Он все еще был шерифом, по крайней мере на ближайшую ночь. Большего ему и не требовалось. Этого вполне достаточно, чтобы помочь городу пережить кризис. Достаточно, чтобы обеспечить безопасность Энн. После этого он с радостью сдаст свой значок и оружие другому человеку, и этот город может катиться к черту.
Глава сорок первая
Толпа чумных детей шагала в сумерках по старой дороге. Впервые в жизни они дышали воздухом свободы.
Мэри крепко держала Большого Брата за руку. Она всегда боялась темноты. В темноте скрывались страшные люди и звуки. Страшных людей не было видно – темнота же, – но она знала, что они где-то там. Если они были там днем, с какой стати им куда-то деваться ночью? Что касается звуков, то их она слышала сама.
Впереди показался свет фар.
– Красиво, – сказала она.
Лучи осветили колонну, блокировавшую дорогу. Замелькали силуэты – дети бросились вперед. Тормоза завизжали, словно стальной поросенок. Фары затряслись. Кто-то заорал. Раздался автомобильный сигнал: один, два раза. Фары погасли.
Металлический лязг. Звук рвущегося металла. Пронзительный вопль прорезал воздух.
– Страшный звук, – пожаловалась Мэри.
– Не бойся, – сказал ей Большой Брат. – Смотри, все твои братья и сестры вместе шагают по дороге. Мы теперь свободны, Мэри! «Свободны», значит, что ты можешь делать все что захочешь, и никто никогда не будет тебя доставать.
