Торн взбивает подушку и подкладывает её под спину прорицательницы.
– Хочешь, я разведу огонь?
Как быстро Торн меняется! Только что приставлял нож к горлу Нейта, и вот он уже улыбается и поправляет подушки. Однако ему потребуется лишь мгновение, чтобы снова превратиться в чокнутого психа. В каноне он вёл себя точно так же, вот только теперь нож у него в руках самый настоящий.
Бабба тоже не доверяет доброте Торна. Она машет рукой, отказываясь от помощи.
– Не надо, спасибо. Сама справлюсь. – Прорицательница поворачивается ко мне, словно хорошо меня видит. Возможно, так и есть. Кожа её век тоньше папиросной бумаги. – Кого ты привёл ко мне, Торн?
– Бог знает, – отвечает предводитель повстанцев.
Бабба смеётся, и её глаза под закрытыми веками двигаются, как невылупившиеся птенцы в скорлупе яиц. Она протягивает ко мне дрожащую руку, и я не раздумывая беру её в свои ладони. Сейчас придётся вытерпеть резкую боль, когда огненный поток перетечёт из её руки в мою. Но ничего такого не происходит.
Бабба улыбается, приоткрыв беззубые дёсны.
– Её зовут Виола. Этот цветок мал, но по-своему прекрасен. Кажешься себе маленькой, верно?
– Да, верно. – Я помню, как во время своего доклада в классе чувствовала, будто становлюсь всё меньше.
Торн выступает вперёд, словно собираясь разнять наши руки, но лишь сжимает кулаки.
– Девчонка знает то, чего знать никак не может. Она как будто влезает в мои мысли и копается там. Скажи, Бабба, Виола тоже прорицательница?
– Ты умеешь предсказывать будущее? Читать мысли? – спрашивает меня Бабба.
Я качаю головой, но тут же спохватываюсь – Бабба меня не видит – и отвечаю:
– Нет. – Я краснею от смущения. Как глупо, ведь Бабба и так читает мои мысли.
– А ты, Нейт, умеешь предсказывать будущее?
Нейт всплёскивает руками и говорит быстро-быстро, взволнованно, словно наконец-то получил разрешение высказаться.
– О боже мой! Вы знаете, как меня зовут! Суперклассно! И вы вовсе не такая страшная, как в кино, вас там просто неправильно загримировали.
Торн огромной ладонью зажимает Нейту рот.
– Девчонка говорит то же самое. Якобы она из другой реальности, а мы живём в книге, или в фильме, или непонятно где.
– Ну, это же совершеннейшая бессмыслица, – спокойно отвечает Бабба.
– И это говорит нам женщина-без-лица, пятисот лет от роду! – ухмыляется Нейт, высвободившись из-под руки Торна.
Великан приноравливается отвесить мальчишке подзатыльник, но вмешивается Бабба:
– Хватит, Торн. Вспомни, как следует обращаться с гостями. Они мне нравятся.
– Из-за них погибла Роза. – Торн не сводит глаз с затылка Нейта.
– Да, – терпеливо, как ребёнку, объясняет Бабба. – Когда один цветок вянет, на его месте расцветает другой.
Торн бессильно опускает руку.
– Не понимаю, о чём ты говоришь.
– Цветок фиалки мал, но прекрасен. Тонкий аромат фиалок на время отключает обоняние. Цветок перед нами, но он как будто не пахнет.
– Довольно твоих загадок! – сердится Торн.
Бабба со смехом указывает лидеру повстанцев на дверь.
– Оставь их со мной, а сам погуляй, подумай.
– И зачем мне это? – недовольно спрашивает Торн, поправляя повязку на глазу. Он привык отдавать приказы, а не повиноваться.
– Не тяни время, – терпеливо отвечает Бабба. – Я знаю: ты всё равно уйдёшь. Ведь я вижу будущее.
Торн разворачивается на каблуках и выходит из комнаты, силясь сохранять спокойное выражение лица. Дверь захлопывается, и языки пламени покачиваются, отправляя причудливые тени плясать по каменным стенам. Бабба зевает, широко открыв беззубый, как у младенца, рот.
– Торн громко лает, но не кусает, – успокаивает она.
– Вы уверены? Он мне чуть горло не перерезал! – сообщает Нейт.
– Да, с ним тяжело. Он многое пережил, но это вам и без меня известно. – Бабба обводит рукой комнату. – Садись, Нейт. Устраивайся поудобнее. Мне надо поговорить с твоей сестрой.
Нейт шлёпается на пол, промахнувшись мимо подушки.
– Вы будете читать её мысли? Сливаться разумами? Круто! А потом со мной так – можно?
– Иди сюда, Виола, я положу ладони тебе на лоб, – не обращая внимания на вопросы Нейта, говорит мне Бабба.
Я опускаюсь перед ней на колени, как сделала бы Роза. Жаль, что её нет с нами. Меня пронзает острое чувство вины: на моём месте должна быть Роза, именно она должна стоять перед Баббой. Я зажмуриваюсь, чтобы не дать пролиться слезам.
Бабба кладёт мне на лоб ладони, как мать, которая проверяет, не поднялась ли температура у малыша. От её прикосновения меня словно бьёт током, разрывая всё внутри, сминая кости. Боль гораздо сильнее, чем описано в книге. Хочу закричать, но в груди не осталось воздуха. Перед глазами мелькают картинки: нож, срезающий тонкую шкурку персика, самые светло-голубые глаза на свете, разорванное мини-платье, развевающиеся волосы Саскьи, рыдающий Мэтью, железные балки потолка, летящие прямо на меня, девушка в тунике перед зеркалом…
Боль перемещается ко лбу, собирается в яркую точку между глазами.
Я вижу маму… папу… дом.
Боль нарастает, я едва балансирую на грани сознания. И когда мне кажется, что я сейчас умру, когда уже начинаю молить о смерти, избавляющей от страданий, боль медленно отступает. Цвета, чувства, боль – всё изливается сквозь мой лоб в тёплые ладони Баббы.
Открываю глаза. Вокруг так бело, что различить ничего нельзя. Торопливо моргаю и вижу, что вокруг меня бушует метель. Хочу позвать на помощь, протянуть руку к Баббе. Мы обе слепы в этом белом мире, но безумное вращение снежинок вдруг стихает. Да это и не снег вовсе. Это пух. Пушинки кружатся, танцуют в воздухе наподобие крошечных белых птичек. Потом расступаются, и я вижу Баббу. У неё всё та же мягкая кожа, та же беззубая улыбка, но стоит она прямо, на собственных ногах, и глаза её открыты. Она жадно втягивает воздух совершенно нормальным носом и шепчет:
– Так-то лучше.
Я медленно оглядываюсь, пытаясь понять, где мы. Это Колизей. Высокие каменные стены утыканы сторожевыми башнями. Перед нами эшафот, виселица с девятью петлями. По одну сторону от Колизея раскинулся город – серый и голодный, по другую простираются Поля – зелёные и прекрасные. Точно так, как описано в каноне. Нет, всё же чуть-чуть иначе: здесь пусто и тихо, как ночью на футбольном поле. А мне почему-то удивительно хорошо. Небо чистое, воздух благоухает свежими фруктовыми ароматами.
– Как мы сюда попали? – спрашиваю я, глубоко вздохнув.
– Мы в твоей голове, моя дорогая. Я подумала, лучше начать с Колизея, от исходной точки. – Она смеётся и подхватывает пушинку чертополоха. – Ну как, чувствуешь себя девочкой Дороти в волшебной стране Оз?
