Толпа замирает, когда охранник поднимает над головой огромный, изогнутый полумесяцем нож, сверкающий в лучах полуденного солнца.
– Охрана!
Сквозь толпу прорывается прекрасная девушка-гем, разъярённая до крайности. За ней по пятам следует не менее красивый молодой человек, тоже гем. Я узнаю их даже сквозь пелену слёз и ужаса – это Элис и Уиллоу.
– Стойте! – Элис бросается к Нейту, закрывая его своим телом.
Однако Уиллоу держится поодаль, удивлённо улыбаясь.
– Я требую прекратить это немедленно! – кричит Элис. Её алое платье развевается на ветру.
– Неужели это… – охает Саскья.
Охранник так и замирает с ножом в поднятой руке.
– Что здесь происходит? – Он изумлён и растерян.
Не двигаясь с места, Элис поясняет:
– Я знаю этого дефа: он работает у моего отца. Если мальчишка останется без рук, папа будет в ярости.
Вперёд выходит другой охранник.
– Мисс, со всем уважением к вам и вашему отцу… Дефов много, найдёте другого.
– О нет, – улыбается Элис. – Этот деф незаменим!
– Это очень странно, мисс… – Охранник с ножом ожидает услышать имя красотки в красном платье. Он явно что-то подозревает.
Наконец вперёд выступает Уиллоу.
– Элис. Её имя – Элис. Она со мной.
Охранники только сейчас заметили Уиллоу. С их лиц, словно краска под дождём, стекают нахальные улыбки.
– Мистер Харпер, приносим наши извинения, – кланяются охранники, сняв фуражки.
Кровь снова бежит по моим венам, тело слушается разума. Эш отпускает мои плечи.
Уиллоу смущённо откашливается.
– Если мисс Элис приказывает пощадить этого дефа, я её полностью поддерживаю.
Охранники кланяются ещё ниже.
– Да, конечно, мистер Харпер, как скажете.
Элис отходит от Нейта, и охранник развязывает ему руки. Словно по сигналу стартового пистолета, я мчусь через площадь, Эш спешит за мной. Хватаю Нейта в объятия, утыкаюсь ему в плечо. Он чуть не падает на меня, слабый, помертвелый, тяжёлый. Проглотив слёзы, убираю с его лица волосы и веду к булочной, шепча:
– Джонатан, Джонатан… – Так называют брата родители. Это и есть его настоящее имя.
Нейт дрожит всем телом, растирает посиневшие кисти рук.
– Как ты? – спрашивает Эш, обнимая нас обоих.
– Они и правда хотели!.. – всхлипывает Нейт. – Правда хотели отрезать мне руки, за то что я снял перчатки.
– Чудовища! – Эш сочувственно смотрит на него.
Толпа расходится, охранники возвращаются по местам, словно ничего особенного не произошло. Словно отрезать руки четырнадцатилетнему мальчишке для гемов – само собой разумеется.
Уиллоу подходит к нам – я так и стою, обняв Нейта, – и смотрит на нас удивлённо и немного виновато. Я отвечаю ему гневным взглядом, отказываясь отворачиваться и опускать глаза в пол. Мы оба знаем, что он бы ничего не сделал, не остановил бы наказание, если бы не Элис. Я помню, что он сказал тогда в саду: «Так было всегда». Я вспоминаю девять петель на виселице, гирлянду человеческих тел, знаки с перечёркнутой обезьяной, мальчика на коленях с вытянутыми вперёд руками и чувствую, как меня переполняет гнев, как я расту, превращаясь в исполинского великана сорока футов ростом. Я не хочу говорить Уиллоу о любви. Я хочу задушить его голыми руками. И, судя по выражению его лица, он об этом догадывается.
Элис нежно берёт Уиллоу под руку. Уводя его, она бросает на меня короткий взгляд.
– Спасибо, – одними губами выговариваю я.
Элис улыбается своей прекрасной улыбкой и подмигивает мне на прощание.
Глава 27
Однажды папа рассказал мне интересную историю про лягушек.
«Если бросить лягушку в кастрюлю с кипящей водой, она выпрыгнет, сжимая лапками свою обожжённую зелёную задницу. Но если положить ту же лягушку в кастрюлю с холодной водой и медленно нагревать, бедная глупышка никуда не денется. Так и будет сидеть и дуть на лапки, пока вода не закипит и лягушка не сварится».
Папа знает кучу всякой всячины. Наверное, от него Нейт и унаследовал страсть к учёбе.
Сейчас я чувствую себя на месте той, первой лягушки. Как будто меня бросили в кипящую воду и задница у меня в огне. Но другие дефы, они все – как вторая лягушка. Они так долго сидели в этой кастрюле, что привыкли к горячей воде. Ребёнку чуть не отсекли руки, а у них всё в порядке, все молчат. Назвали тебя обезьяной – не важно, бывает. Охранник тебя чуть не изнасиловал или вообще пристрелил – подумаешь, такой уж выдался денёк.
Однако в отличие от первой лягушки прыгать мне некуда. Я вынуждена сидеть в этой мерзкой кастрюле и считать дни до казни.
Вернувшись в хижину, Нейт залезает на койку. Даже Саскья смотрит виновато, подсовывает ему лишний кусок хлеба и накрывает одеялом. Опускаются сумерки. Мне пора идти в сад, к Уиллоу, на последнее свидание. Перед уходом я нежно целую Нейта в затылок, вдыхая его полудетский аромат. Он вздрагивает во сне, и я целую его ещё разок, на всякий случай.
– Помни, – говорит Саскья, провожая меня к Уиллоу, – помни: ты просто прикидываешься, что он тебе нравится.
– Ничего, Саскья, я всё понимаю. Ты же видела, что случилось на рынке.
«К тому же Уиллоу держит безногого брата в цистерне с водой», – думаю я.
Саскья улыбается всезнающей улыбкой:
– Что гем, что деф – все мужики недоумки!
Выдавив слабый смешок, я бегу в сад, не замечая холодного ветра, повторяю про себя реплики, которые скоро скажу Уиллоу. Это самая важная сцена – поворотная точка сюжета, после которой Уиллоу отправится вслед за Розой в город. Слова путаются, наползают друг на друга, не хотят выговариваться. Я не желаю говорить Уиллоу о любви. Меня так и подмывает сказать ему, какой он мерзавец и придурок.
В тёмной глади озера отражается идеальный круг луны. Странно, как простое отражение может выглядеть таким настоящим, реальным, как оригинал. Я поднимаю камень и, помедлив и хорошенько прицелившись, разбиваю отражение луны на тысячу серебряных кусочков.
– Виола!
К озеру, склонив голову набок, спешит Эш. Что-то в его облике затрагивает потайные струны в моей душе, и они звучат нежной мелодией.
– Что происходит? – спрашивает он.
– О чём ты?
– Я узнал девушку на рынке, ту, в красном платье.
Видимо, у меня удивлённое выражение лица, потому что Эш со вздохом поясняет:
– Ту самую, с большими ногами.
Не знаю, как выпутаться и что объяснить, к тому же у меня совсем нет времени. Через несколько минут мне надо быть в саду.
