– Как она могла! – шепчу я под журчание воды.
– Кто, Элис? Поступить эгоистично? Увести у подруги и затащить в постель мужчину своей мечты? Понятия не имею.
– Хватит, Нейт. Думай, что говоришь.
– Затащить в постель – это не ругательство! – смеётся Нейт. Завернув крышку на полной бутылке, он серьёзно смотрит мне в глаза. – Она хочет остаться.
– Она так и сказала.
– Ты с ней разговаривала?
– Скорее, орала на неё.
Нейт одобрительно кивает:
– А про Кейти ты ей напомнила?
– Да. Она всё равно хочет испортить канон и остаться. – Я вспоминаю рвущуюся гирлянду умирающих дефов, сверкающий нож, занесённый над руками Нейта, дубликатов гемов. – Почему она хочет стать одной из них?
– Это как в эксперименте Зимбардо. Помнишь, папа нам рассказывал?
Я качаю головой, не понимая, к чему отклоняться от темы.
– Он взял пару дюжин студентов и сделал половину из них охранниками, а половину – заключёнными. Через несколько дней все полностью вжились в роли и вели себя как настоящие охранники и заключённые.
– И как ты помнишь столько всего? – улыбаюсь я. – Тебе же всего четырнадцать!
– Потому что я не забиваю мозг всякими глупостями вроде того, где я живу и как меня зовут.
Мы словно опять дома, весело болтаем – только Нейт и я. Но иллюзия быстро развеивается, и я со вздохом спрашиваю:
– Что же нам теперь делать?
– Бабба расскажет.
– Откуда ей знать?
На этот вопрос Нейт ответить не может.
Мы уезжаем из поместья первым автобусом, дрожа от утренней сырости. Я бездумно смотрю на потрёпанное сиденье передо мной и отворачиваюсь от окна, пока мы не выезжаем за границы имения Харперов. О, этот удивительный мир гемов – такой красивый и такой жестокий!
Я пыталась найти Эша перед отъездом, но он куда-то запропастился. Мне так и не удалось с ним попрощаться и рассказать хотя бы часть правды. Теперь он так и будет думать, что я предпочла Уиллоу. От этой мысли у меня на глазах выступают слёзы.
В автобусе меня укачивает, и я проваливаюсь в мир снов. Элис, Кейти и я стоим на школьной сцене – на той, что в спортзале, где никогда не дают настоящих представлений. На Элис восхитительное платье елизаветинской эпохи, серебристое с зелёным. Она похожа на песочные часы: широкая юбка, тонкая талия, огромный кружевной воротник. Мы с Кейти в тёмных платьях прислуги с передниками, грязные волосы убраны под не менее грязные чепцы.
«Эй, слуги! – королевским голосом обращается к нам Элис. – Не заставляйте зрителей ждать!»
Зал действительно заполнен зрителями до отказа, они смотрят на нас раскрыв рты. Сейчас моя реплика. Я знаю, что сейчас моя реплика, но даже под угрозой смерти не смогла бы вспомнить слов.
«Ви! – шипит мне в спину Кейти. – Ви, давай! Мне без тебя никак».
В зале начинаются перешёптывания, но скоро их заглушает стук моего сердца. Я открываю рот, делаю вдох, пытаюсь хоть что-то вспомнить – безуспешно. Мой разум пуст, как чистый лист.
Зрители смеются. И тогда в самом центре зала я замечаю маму. Она разочарованно качает головой. Точно так же она смотрела на меня, когда я заявилась домой пьяная и меня стошнило прямо на диван. Мама смотрит на меня и шевелит губами. И даже издалека я слышу её голос, словно она шепчет мне прямо в ухо:
«Давай, милая моя! Скажи что-нибудь. Для меня. Не важно что. Скажи – и просыпайся».
С коротким криком я открываю глаза, очнувшись ото сна.
– Что с тобой? – спрашивает Нейт.
– Так, ничего.
Положив руку на грудь, я пытаюсь нащупать письмо от Кейти. Оно осталось в хижине дефов, в поместье. Я не хотела, чтобы его обнаружили охранники во время обыска при въезде в город, и спрятала исписанный листок между досками койки. Найди кто у меня письмо, обязательно бы поинтересовался, откуда у безграмотного дефа письмо. Я и так запомнила послание Кейти слово в слово, будто чернила проникли мне в кровь и теперь бегут по венам вместо крови. Я едва сдерживаю слёзы. Весь мир – театр, и я в нём худшая из актрис.
Выехать с Полей гораздо проще, чем туда попасть. Нас не обрызгивают химией, потому что невозможно принести новые болезни в кишащий всеми мыслимыми инфекциями город. Нас быстро обыскивают сонные охранники. Они вытаскивают у меня из карманов хлебные корки и выбрасывают их в мусор, смеясь над голодным урчанием моего живота.
Мы проходим через городские ворота с остальными дефами, и я мысленно готовлюсь к встрече с отвратительной городской вонью. На этот раз запах не сваливает меня с ног, скорее встречает как старый знакомый. Невзрачные, непропорциональные тела и лица дефов кажутся более человечными, я словно возвращаюсь домой из зоопарка.
Я иду по городу с тяжёлым сердцем, вспоминая, как в книге Уиллоу тайно последовал в город за Розой. Он переоделся в серый комбинезон дефа, растрепал волосы и перепачкал грязью лицо. И ещё я мысленно готовлюсь к разговору с Торном. «Так я и знал, что тебе не под силу заменить Розу. Хорошо, что успел отправить к гемам ещё и Элис. Теперь вы все останетесь в нашем мире до самой смерти…» – так он мне и скажет. Или почти так.
По крайней мере я снова увижу Кейти. Как я соскучилась по её голосу с мягким ливерпульским акцентом, по её приземлённому взгляду на жизнь, по её шуткам. Я расскажу Кейти об Эше, о дубликатах, о том, какой стервой оказалась Элис. Кейти придумает для Элис какое-нибудь невероятно отвратительное и смешное прозвище, и жить снова станет легче.
«Кейти… Торн убьёт Кейти!» – в ужасе думаю я. У меня трясутся руки, ноги не слушаются, сводит живот. Я всегда знала, что это случится, но осознание приходит ко мне по мере приближения к штабу. Может быть… может быть, Элис была права и Торн слишком сильно влюбится в Кейти и не сможет поднять на неё руку?
– Виола, ты что? Что-то случилось? – сочувственно спрашивает Мэтью, заметив, как у меня трясутся руки.
– Кейти, – отвечаю я. – Я провалила задание.
– Мы ему всё объясним, – обещает мне Саскья.
– Торн обязательно выслушает Саскью, – кивает Мэтью.
– Ему на всех плевать! – фыркает Саскья, но, взглянув на моё убитое горем лицо, она пытается улыбнуться. – Он не убьёт твою рыжую подружку, можешь не беспокоиться. Она ему понравилась, если Торну вообще кто-нибудь может понравиться.
Я с надеждой повторяю про себя эти слова и надеюсь, что Кейти смогла с ним подружиться, что он не убьёт её. При мысли о том, что пришлось пережить Кейти, я вздрагиваю. Мне нельзя потерять Кейти. За последние дни я поняла, как много она для меня значит. Не только потому, что Элис теперь перешла на сторону гемов, но и потому, что именно Кейти мне всегда хотелось рассказать о своих неудачах. Я воображала, что слышу её голос, уверявший, что, мол, всё будет хорошо. Элис была моей лучшей подругой с четырёх лет, такая долгая дружба не забывается. Элис стала мне за эти годы почти сестрой. Но если забыть о последних тринадцати годах жизни, вычеркнуть все воспоминания о дружбе, я бы выбрала Кейти для долгого разговора по душам.
