Я снова киваю.
Глядя мне прямо в глаза, он поясняет:
– Бабба права. Всё обстоит именно так. Бесконечный круг истории… вечный круг. Уж я-то знаю: я заключён в этом круге навсегда. – Снова обмакнув палец в чашку, президент рисует несколько линий внутри первого круга. Теперь это похоже на циферблат часов.
Мысль о часах возвращает меня к воспоминаниям о тайных знаках в подземной трубе. Я снова вижу счастливое лицо Нейта, спешащего от знака к знаку тайной дорогой повстанцев. В груди нарастает боль, мешающая дышать. Президент продолжает рассказ, указывая на верхнюю чёрточку – «двенадцать часов».
– Здесь начало круга. Вот здесь. Я у себя в кабинете, слушаю новость о взрыве репейной бомбы во время танца повешенных. «Какие-то повстанцы освободили приговорённых дефов, – говорят мне. Не стоит вашего внимания, сэр», – говорят мне. А потом, вот здесь, – он указывает на «три часа», – говорят: «Уиллоу Харпер пропал, сэр. Здесь поработали повстанцы, сэр. Мы выслали поисковый отряд». – Палец президента указывает на «шесть часов». – Здесь они арестовали какую-то Розу, связанную с повстанцами. – Палец передвигается на «девять часов», и голос президента звучит серьёзнее и громче. – Я встречаюсь с Розой. Она не выказывает ни малейшего раскаяния. Думаю, она прекрасно станцует нам на виселице. – Он снова указывает на «двенадцать часов». – Девчонку отправляют на эшафот, я смотрю, как она пляшет на верёвке, толпа сходит с ума – виселица стёрта с лица земли. А потом бац! – Он снова постукивает по верхней отметке на часах. – Я опять в кабинете, слушаю новости, мне рассказывают о репейной бомбе, как в первый раз.
Обмакнув палец в чашку, президент ещё раз проводит по тающему кругу.
– Сначала я решил, что схожу с ума. Всё-таки я президент, – столько дел, такая ответственность. Принял кое-какие таблетки и снова прошёл по всем событиям, прожил всё заново. – Его палец всё кружит по столу, быстрее и быстрее. – Встречаюсь с этой стервой, присутствую при казни, толпа сносит эшафот и… бац!
Он с такой силой нажимает на скатерть, что я, кажется, вижу капельку крови, смешавшуюся с кофе.
– Кабинет, репейная бомба, стерву вешают, эшафот сносят. Бац!
Его палец кружит по столу всё быстрее, пока весь круг не очерчивается красным – его кровью.
– Кабинет. Репейная бомба. Стерву вешают. Эшафот сносят. Бац!
Вскрикнув в раздражении что-то неразборчивое, он опрокидывает стол. Фарфоровые чашечки со звоном разбиваются, деревянный стол с грохотом откатывается в угол. Я застываю на месте, едва дыша. Президент с улыбкой поворачивается ко мне, словно и не опрокидывал только что в раздражении мебель.
– Это мой бесконечный круг, Виола. Мне из него не выбраться. Это мой вечный кошмар.
Лейтенант бесшумно ставит стол на место, пока президент поправляет перед зеркалом галстук. На запястье руки, обычно скрытая от глаз рукавом пиджака, виднеется крошечная чёрная родинка. Круг без сердцевины. Маленький обруч.
– Каждый раз, дойдя до конца, история начинается сначала? – спрашиваю я.
Он кивает. У меня в груди маленькой бабочкой трепещет надежда, придавая немного храбрости. Облизнув палец, я ставлю мокрую точку на «двенадцать часов» и спрашиваю:
– Что происходит с умершими, когда история завершается и начинается вновь?
– Они воскресают. Возрождаются к новой жизни.
Не удержавшись, я тихо смеюсь. Эш воскреснет. Мэтью родится снова. Надежда всё крепнет, и я решаюсь задать новый вопрос:
– А что будет с моим братом?
Президент прижимает мой палец своим и чертит линию в мою сторону. На скатерти появляется новая тонкая полоска, окрашенная его кровью.
– Твоя вселенная не циклична. Она линейна. Если твой брат умер в этой реальности, во вселенной «Танца повешенных», он нигде не оживёт – ни в нашей реальности, ни в твоей.
Горе холодной рукой стискивает мне шею.
Президент снова с достоинством усаживается за стол.
– Наверное, хочешь спросить, почему один я в нашем мире помню каждую минуту этого круга, а остальные благополучно всё забывают?
Я думаю только о Нейте, вспоминаю его сияющие глаза и лукавую улыбку, но всё же киваю президенту – из вежливости.
– Некоторые гемы получились слишком модифицированными. Как та предсказательница, которая так тебе нравилась. Ей досталось умение предсказывать будущее, а другим, немногим, слишком хорошая память. Среди нас есть прекрасные учёные, инженеры, политики. Мы помним всё: каждый звук, каждое отражение, каждый из прожитых кругов. Это очень утомительно. Жизнь должна идти вперёд, меняться и менять… – Он грустно смотрит на красный круг циферблата. – Мы не можем изменить историю. Мы ничего не можем сделать, потому что, если мы разорвём этот круг, последствия могут быть непредсказуемыми. Мы не готовы так рисковать.
Я запускаю пальцы в волосы, будто разматывая в мозгу новую информацию.
– Но если вас создал фандом, откуда у вас детство, откуда прошлое? Это бессмыслица! Ваше существование началось только с началом истории.
– В нашем транспространственном квантовом резонансе слишком много парадоксов, которыми я не стал бы забивать твою обезьянью голову. Могу привести такую аналогию: курица и яйцо – это бесконечный круг.
– Что было раньше, – шёпотом добавляю я. Бабба говорила о том же. Она с самого начала насмехалась надо мной.
– Отлично! Молодец! Возьми банан. Создал ли фандом нас или мы создали фандом? Создала ли нас книга или мы создали книгу? Это не важно. На этот вопрос ответа нет. Правда и то и другое. Наши вселенные симбиотичны. У гемов есть детство, у нас есть история. Наша история даже пересекается в некоторых точках с историей вашей вселенной. Но у нас время идёт по-другому.
– Не понимаю. – Как глупо я себя чувствую! Если бы Нейт был здесь… Наш Шелдон Купер во всём бы молниеносно разобрался. Как мне его не хватает! На месте сердца у меня будто расширяется чёрная дыра.
– Да, тебе этого не понять.
Я едва сдерживаю слёзы, дышу медленно и ровно, чтобы успокоиться.
– Зачем я вам?
– Такие уж мы, генетически улучшенные идеальные существа. Мы можем решить большинство проблем, если дать нам достаточно времени. Мы пробили проход между нашими вселенными. Поговорили с ней. – Президент кивает на портрет Салли Кинг.
– Но Салли Кинг умерла.
– Теперь – да. Но прежде… Ты помнишь, от чего она умерла?
– Она совершила самоубийство.
– Потому что слышала голоса. – Он постукивает по лбу длинным изящным пальцем. – Иногда люди не так безумны, как кажется.
– Это был ваш голос?
Президент кивает.
– Я пытался убедить мисс Кинг написать продолжение и разорвать наш бесконечный круг.
Салли смотрит на меня с портрета. Какие у неё грустные глаза!
