Люцифер берет два «Проклятия», закуривает, и одно протягивает мне.
— Отвечая на твой вопрос, я не знаю, кому из Саб Роза или гражданских понадобилось бы меня похищать. Если они работают на одного из моих врагов, почему бы просто не убить меня? Я бы отправился прямиком в ад, туда, где нанявший их генерал смог бы со мной разобраться.
— Как насчёт того пропавшего парня, Спенсера Чёрча? Его душа у тебя?
— Нет, не уверен, что вообще встречал этого человека.
— Похоже, в городе пропали и другие люди. Практически все они — Таящиеся из «Бамбукового дома». Знаешь что-нибудь об этом?
— Нет.
Теперь, когда моему правому боку лучше, я сильнее чувствую шею и покалывание в левом боку.
— Тебе нужно быть осторожным. И тебе нужна бо́льшая помощь, чем моя. — Кто ещё у тебя здесь есть?
— Я сделаю несколько звонков. Но пока всё не разрешится, большую часть дел я буду вести из этого сьюта.
— Хорошо, потому что мне кажется, что на завтра мне захочется взять отгул.
— Конечно. Мы можем поддерживать связь по телефону и через Касабяна. Поговорю и дам тебе знать, когда ты мне снова понадобишься.
Я беру рубашку, которую разрезал доктор.
— Могу одолжить что-нибудь из одежды?
Люцифер встаёт и направляется в спальню. Это позволяет мне хорошенько его рассмотреть и подтверждает то, что мне, казалось, я видел ранее.
Он возвращается и бросает на стол стопку аккуратно сложенных шёлковых рубашек.
— Бери, какая нравится. И несколько запасных.
Я перебираю стопку рубашка за рубашкой, бросая каждую на стол.
— Тебе нравятся эти цвета, не так ли? Чёрный, тёмно-красный и багровый.
— А почему ты спрашиваешь?
— Это хорошие цвета, чтобы скрывать кровь. У тебя идёт кровь, так ведь?
Какое-то время он пристально смотрит на меня. Достаточно долго, чтобы я задумался, не сказал ли наконец что-то не то, и теперь ему придётся давать горничной дополнительные чаевые, чтобы та отодрала мой череп от потолка. В итоге он кивает.
— Да, это так.
— Но тебя ранили не сегодня вечером. Ты всегда носишь эти цвета, так что мне кажется, что у тебя эта рана уже давно.
Он улыбается.
— Продолжай. Ты произвёл на меня впечатление.
— Вот почему ты здесь, а не в аду. Ты пострадал в драке с одним из своих генералов, с которым поссорился, но не хочешь, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Лучше перебраться сюда и изображать эгоистичного мудака, чем оставаться в Даунтауне и скрывать всю эту кровь.
Он наклоняет голову и пыхтит «Проклятием».
— Не плохо. Ты не во всём прав, но ближе, чем я думал.
— В чём я ошибся?
— Никто в аду не делал этого. Я получил раны на Небесах.
Люцифер встаёт и расстёгивает рубашку. Большая часть его тела, от талии до груди, замотана в льняные бинты. Тут и там насквозь просочились кровь и жёлтая лимфа. Рядом с сердцем большое кровавое пятно. Это та кровь, что я заметил ранее.
— Есть вещи, которые не может выдержать даже ангел. Неодобрение Отца — одна из них. — Он садится и морщится. — Его молнии — другая.
Он застёгивает рубашку.
— Думаешь, о своих шрамах на арене? Видел бы ты моё лицо до того, как хирурги поработали надо мной. Конечно же, в те дни у нас в аду не было ни лекарств, ни медицинских инструментов. Мои врачи оказывали мне помощь отколотыми от стен обсидиановыми ножами и упавшими с Небес вместе с нами обломками клинков мечей.
— Ты всегда был таким? Всё это время, что был в аду?
— Папочка указал мне на дверь с горящим огнём лицом.
— Твои генералы знают, что ты ранен?
— Они сражались рядом со мной. Конечно же знают.
— Раз они знают, это значит, что и Мейсон знает.
— Полагаю, что так.
— Рана становится всё хуже, не так ли? Она кровоточит сильнее, чем раньше, и тебе пришлось уйти, чтобы скрыть это. Что случилось? Тебя сглазили?
Люцифер жестом указывает на стол.
— Выбери рубашку и оденься.
Я беру красную, настолько тёмную, что почти чёрную. Пока я её надеваю, он пристально смотрит на меня.
— Портье вызовет тебе такси.
Он вытягивает из кармана несколько сотенных и протягивает мне.
— Это поможет тебе добраться домой и купить выпивку, чтобы заглушить боль. Поговорим позже.
Я иду к часам и наклоняюсь, чтобы пройти сквозь них. Останавливаюсь и гляжу на него.
— Ты сам сказал мне стать умнее в своих поступках, так что не нервничай из-за того, что я начинаю задавать вопросы.
Я толкаю дверь с другой стороны часов и переступаю порог, когда он говорит: «Мне кажется, ты мне больше нравился, когда просто убивал тварей».
— Как и мне, — говорю я, закрывая дверь.
Это то, чего я уже давно не испытывал. Это боль. Настоящая боль. Сквозь швы на моих пулевых ранах прогрызают себе путь огненные муравьи. Одни используют свои жвала, а другие, дёрганные психи на спидах, делают это с помощью бензопил и отбойных молотков. Я помню это чувство с моих первых дней в качестве человеческой боксёрской груши в Даунтауне, и позже, на арене. Я не люблю это вспоминать и уж точно, бля, не люблю испытывать. Это то, что чувствуют обычные люди, а не я. Я дома, и моё тело постепенно приобретает свой собственный разум. Оно считает, что у него есть право голоса в вопросе, как здесь всё устроено. Оно хочет, чтобы мои шрамы затянулись, и лишает меня самого основного оружия — моей брони. Моё тело устраивает революцию, и больше не признаёт меня своим великим и прославленным диктатором. Боль олицетворяет сжигание моего чучела.
Это не только пулевое ранение, но и асфальтовая болезнь от выпадения из лимузина. Я даже не обратил на неё внимание прошлым вечером, когда был занят тем, что вовсю заливал украденный джип и отель. Мои брюки изодраны в клочья, а рубашка Люцифера стала жёсткой от засохшей крови. Возможно, мне нужно пересмотреть свои приоритеты. Возможно, придётся отложить принцип не-убивать-всех-подряд, пока я работаю над защитными заклинаниями. Получать удары без своей брони больше не весело.
Как бы мило это не было, я не могу вечно лежать здесь, свернувшись в большой клубок пошло-всё-в-жопу.
Был бы я по-настоящему умён, то зашёл бы в Интернет, прошёл тест на определение способностей и полностью сменил карьеру. На работу с мягкими предметами и подальше от пуль. На фабрике маршмэллоу или потогонном производстве плюшевых игрушек. Может, нарядиться клоуном и научиться делать животных из воздушных шаров для детских вечеринок. Я знаю несколько зверьков, о которых детишки и не мечтали.
