Когда он предлагает налить Аллегре, она качает головой.
— Как ты можешь на него работать?
— Я работаю на него, потому что он мне платит, как и Стража.
— Тебя не беспокоит брать у него деньги?
— А брать у меня, когда я тебе плачу? Часть твоей зарплаты идёт из тех средств, что он даёт мне. Зарплаты за работу, которую ты даже больше не делаешь.
— Я не святоша, но не думаю, что это правильно.
— Совсем недавно ты умоляла меня познакомить с ним. Теперь ты вдруг Коттон Мэзер
[198]. С чего бы это?
— Хотеть увидеть его — это не то же самое, что работать с девяти до семнадцати на того, кто является сущим злом.
— Это не он отправил меня в ад. Он не тот, кто хочет уничтожить мир, Небеса и всё, что между ними. Это Мейсон. Люцифер всегда предельно открыто вёл себя со мной. Меня беспокоят люди. Кроме того, он выдал мне гонорар практически сразу, как я вернулся, так что я ему должен.
— Ты действительно считаешь, что его волнует, что он задолжал тебе? Думаешь, он не обманет тебя, чтобы забрать твою душу?
— Меня не волнует, что он сделает. Меня воспитали платить свои долги. Кроме того, я же Пиноккио, помнишь? Не совсем настоящий мальчик. Никто не знает, есть ли вообще у нефилимов душа.
— Всё верно, папенькин сынок, заступись за старика.
— О чём ты?
— Ты сказал, что Люцифер помог тебе, когда ты охотился на Мейсона и Круг. До сих пор он платил тебе деньги только за то, чтобы ты ничего не делал, а только пьянствовал. Теперь он здесь с работой, которую легко мог поручить другим людям, что означает, что это всего лишь повод держать тебя рядом.
— Прошлым вечером я вытащил его задницу из огня, и в доказательство этого во мне есть дырки.
— Как думаешь, сколько копов принадлежат Люциферу? Сколько политиков, солдат, шпионов и корпоративных миллиардеров в одной лишь Калифорнии? И ты единственный, кто может защитить его?
— Думаешь, не могу?
— Подумай вот о чём. Твоя мама была красивой одинокой женщиной, а твой отец был ангелом.
Видок вдыхает аромат вина в своём бокале и пожимает плечами.
— Несомненно, возможность того, что Люцифер твой отец, приходила тебе в голову и раньше.
— Мне много чего приходит в голову, но глупости я отсеиваю.
Аллегра подходит и кладёт ладонь мне на руку. Я знаю, что она пытается быть доброй, но ощущение такое, словно это коп собирается защёлкнуть браслеты.
— Чем больше ты с ним, тем сильнее он будет засасывать тебя в свой мир, так что ты действительно начнёшь вести себя как его сын, а сделав это, ты будешь таким же как он, и больше не будешь Старком.
— Для того, кто говорит, что он не святоша, ты чересчур хорошо разбираешься в теме дьявола.
— Мне нет дела до дьявола. Я беспокоюсь о тебе. Он станет манипулировать тобой, обманывать тебя и превращать тебя в то, что ты ненавидишь.
Я убираю руку из-под её ладони и наливаю себе ещё вина.
— Тебе просто завидно, что всем известно имя моего отца, а о твоём никто даже не слышал.
— Это не шутки.
— Всё является шуткой, если смотреть на это с правильной точки зрения, и именно с этой точки зрения я рассматриваю данный разговор.
Я залпом проглатываю вино и ставлю бокал.
— Я провёл одиннадцать лет в Даунтауне, и ты полагаешь, что Змейка Джейк собирается обвести меня за те несколько недель, которые потребуются для съёмок фильма? Мне плевать, если он мой отец. Это означает лишь то, что он трахнул мою маму. Я вырос с другим парнем, который трахал мою маму и каждый день моей жизни желал мне сдохнуть. Чёрт, во всемирном конкурсе на звание самого лучшего папы Люцифер побеждает хотя бы потому, что не хочет, чтобы я лежал с медяками на глазах. Как я уже говорил, он не тот, из-за кого я не сплю по ночам. Меня беспокоят люди.
Видок встаёт между нами и кладёт руки нам на плечи.
— Почему бы нам всем не присесть, не выпить ещё вина и забыть этот разговор о дьяволах и отцах. Ни одна из этих тем никогда не ведёт ни к чему приятному.
Я гляжу на Аллегру. Её сердце бешено колотится, а зрачки расширены. Дыхание ровное, но ей приходится работать над этим.
— Спасибо, но мне нужно кой-куда.
— Пожалуйста, не уходи, — говорит она.
Она снова кладёт ладонь мне на руку. Я высвобождаюсь и иду к двери.
— Ещё раз спасибо за эликсир. Что мне с ним делать?
— Просто выпей, — отвечает Видок. — Но сперва смешай с чем-нибудь. На вкус он слегка напоминает скипидар.
— Возьму немного «Маргариты» с маленькими зонтиками. Спасибо.
— Возвращайся поскорее, ладно? — Говорит Аллегра.
Я открываю дверь и выхожу в коридор. Мне нечего ей сказать, поэтому не говорю ничего.
Конечно же мне приходило в голову, что Люцифер может быть моим отцом, но как вообще подобное может укладываться в голове? Неужели он тайна всей моей жалкой жизни? Почему у меня было так много силы, когда я был ребёнком, и почему я ни черта с этим не сделал, когда повзрослел? Неужели всё так просто? Может, вот почему Мейсону было так легко отправить меня в ад. И почему регулярно убивают или ранят всех, кто мне дорог. Самое худшее — это быть вынужденным признать, что Аэлита, возможно, права. Может, я и есть Мерзость. Папенькин сынок, просто щепотка старой серы.
Спустя десять минут я беседую с Карлосом в «Бамбуковом доме кукол». В музыкальном автомате звучит «Бали Хай» Така Шиндо.
По шкале от одного до десяти, насколько злобно я себя веду? Скажем, один — это Санта печёт печенье для сироток, а десять — это Гитлер ест младенцев с Фредди Крюгером.
— Ты уж точно не Санта. Но я не вижу, чтобы ты макал младенцев в салатную заправку. Для меня то, насколько злобно ты себя ведёшь, целиком зависит от того, сколько следов крови ты оставляешь на моих полах.
— Ты же не считаешь, что я обманом пытаюсь заставить тебя стать серийным убийцей, или работать на налоговую службу, или совершить ещё что-нибудь ужасное?
— Нет. Тебе просто нужно не забывать вытирать ноги где-то в промежутке между убийством тварей и тем, когда приходишь сюда.
— Рад слышать. Я доверяю тебе, потому что ты бизнесмен, и я знаю, что ты бы не хотел, чтобы вокруг твоего бара ошивался Ганнибал Лектер
[199].
