— Не будь к нему слишком строг. Он милый мальчик. Гораздо интереснее тех высоких, тёмных, молчаливых типов в туннелях.
— Вот что действительно сводит меня с ума, это то, что, похоже, ничего из этого не приближает меня к тому, как помочь Бриджит.
— Это та, которую, ты сказал, укусили?
— Та самая.
— А почему ты просто не вылечишь её?
— Лекарства не существует. Ты сам мне это сказал.
Джонни оборачивается и озадаченно смотрит на меня.
— Я? Ух ты. Должно быть, я действительно был не в себе.
— Ты хочешь сказать, что существует лекарство от укуса зомби?
— Конечно. Всё просто. Это моя кровь. Ну, кровь любого Учёного.
— Что с ней делать?
Джонни роняет голову дьявола из папье-маше, которую держал в руках, и подходит к столу.
— Это супер легко. Просто смешиваешь мою кровь с небольшим количеством Спиритус Дей и могильным прахом — кладбищенской землёй — и кипятишь всё это на костре из белого дуба. Зачерпываешь плавающую сверху прозрачную жидкость и делаешь этим укол ей в сердце.
— Джонни, можно мне немного твоей крови?
Он смотрит на Мунинна и на меня.
— Конечно. Я ей не пользуюсь.
— Принесу тебе банку, — говорит Мунинн, направляясь к полкам. — Думаю, нож у тебя есть.
Я встаю и уступаю Джонни место в кресле. Пока я достаю чёрный клинок, он изучает модель «Строение Мужчины».
— Наверное, тебе лучше перерезать бедренную артерию вот здесь, возле бедра.
Он указывает на бедро модели.
— Если я правильно помню, здесь много крови, а кожу легко прокусить, так что ножом должно быть ещё проще.
— Спасибо, Джонни. Я ценю это.
— Всё в порядке. С тобой весело.
Мунинн возвращается с гладким перламутровым чёрным флаконом с золотой пробкой.
— Это выглядит так, словно стоит больше, чем космическая программа. У тебя нет простой бутылки?
Мунинн качает головой.
— Мальчик прав. Ты забавное дополнение к нашему рушащемуся городу. Если тебе от этого легче, считай этот сосуд подарком для бедной спящей Бриджит.
— Я опускаюсь на колено возле ноги Джонни и закатываю его треники. Он по-прежнему изучает модель.
— Готов?
— Конечно.
Я прикладываю клинок к внутренней поверхности бедра и надавливаю. Он не реагирует. Я давлю сильнее, пока не прорываю кожу. По-прежнему ничего. Наверное, его поверхностные нервные окончания давным-давно мертвы. Я пихаю клинок внутрь, пока он не натыкается на кость, затем режу вдоль его бедра, пока кожа не расходится. Он даже не вздрагивает.
Кровь Джонни тёмная и густая, словно чёрный кленовый сироп. Выдавливать её не так-то легко, да и набрать в сосуд так же непросто. Мне приходится в некотором смысле выскабливать её. Я не хочу слишком сильно врезаться в ногу Джонни. Ему по-прежнему нужно уметь ходить. Дело движется медленно.
— Не стесняйся, — говорит он. — Я не знаю, сколько тебе нужно, так что бери побольше.
Я выскабливаю его вены и артерии, пока бутылка не становится практически полной. Закончив, я смотрю на Мунинна. Я понятия не имею, что делать с рассечённой ногой. Мунинн протягивает мне моток клейкой ленты.
— Можешь стянуть кожу?
Джонни кладёт модель и соединяет две половинки своего бедра. Я обматываю лентой ему ногу от промежности практически до колена. Когда я заканчиваю, он наклоняется и кивает.
— Как новенькая.
Я закупориваю бутылку и вдавливаю пробку, чтобы убедиться, что она плотно села.
— Мистер Мунинн, у меня такое чувство, что твой почерк лучше моего. Не запишешь, что Джонни сказал сделать с кровью?
— Конечно.
Он достаёт гусиное перо, фиолетовые чернила, старый флаер Филмор Вест
[304] и записывает на обороте формулу.
Я едва могу соображать. У меня в животе урчит что-то вроде облегчения, но я подавляю его. Мне не до этого, пока я не увижу, что случится с волшебным соком Джонни. Я не видел Элис в Хребте, и это одновременно разочарование и облегчение. Не знаю, что бы я делал, если бы она была там. Не уверен на сто процентов, что смог бы пережить это. Должно быть, осталось гораздо больше Старка, чем хочет признать ангел, потому что у меня в черепушке ёрзают вина́, страх, гнев и безнадёга, заставляя игнорировать чувство облегчения, которое я испытал до этого. Мне нужно собраться и продолжать думать. Мне хочется поубивать всё на своём пути, чтобы разобраться со всем этим бардаком, но на этот раз так не сработает. Охота на Мейсона была простой. Погоня за Кисси была простой. Я знал, кто они такие и чего хотят. Сейчас же я затерялся в море, но мне нужно довести всё до конца. Слишком много людей, которые мне дороги, заперты в своих квартирах, надеясь, что переживут эту ночь. Я не хочу больше терять друзей. Кисси убили официантку в «Пончиковой Вселенной» на прошлый Новый год, чтобы привлечь моё внимание. Я не хочу ещё мёртвых пончиковых девушек на своей совести.
— Готово, — говорит Мунинн.
Он берёт флакон, прижимает к нему записку и перевязывает их шёлковым шнуром.
— Ступай и помоги своей подруге. А когда наконец выяснишь, что это за дела, твоим единственным долгом будет вернуться и рассказать мне всю историю.
— По рукам.
Джонни кладёт «Анатомию Мужчины».
— Оставь себе, — говорит Мунинн. — Мы не можем отправить тебя домой с пустыми руками.
— Спасибо.
— Идём, Джонни. Мне нужно отнести это Бриджит и отвести тебя домой.
— Нет, спасибо. Я лучше останусь здесь.
— Уверен?
Он кладёт руки на колени и смотрит в пол.
— Да. Не знаю, что будет дальше, но мне кажется, я устал быть живым. Я буду скучать по Трейси и Фионе и никогда не закончу словарь, но мне здесь нравится. Здесь тихо. Я не думаю, что хочу больше отвечать на чьи-либо вопросы. Я хочу понюхать землю и побыть какое-то время в темноте.
— Ты можешь остаться здесь со мной, — говорит Мунинн. — У тебя будет доступ ко всем моим игрушкам, а Хребет всего в нескольких шагах.
Джонни оглядывает груды хлама, которые, кажется, тянутся бесконечно во все стороны.
— Ты хочешь задавать мне вопросы?
— Я давно уже здесь, и ещё пробуду какое-то время. Жизнь и смерть не особо меня интересуют.
Джонни кивает.
— Ладно. Я останусь.
Он поворачивается ко мне.
— Передашь Фионе и Трейси, что мне жаль, что я буду скучать по ним, и чтобы они не волновались обо мне?
