Я поправляю зеркала и оглядываюсь на Аки на тот случай, если у него под сиденьем спрятан ещё один пистолет. Если и есть, он его не достаёт. Лежит на спине, обливаясь потом и побелев как полотно.
— Не хочу ездить на воняющей блевотиной машине, так что, если тебе понадобится, чтобы я остановился, так и скажи.
— Ладно, — говорит он. — Спасибо.
Я включаю зажигание, и мы направляемся в «Шато Мармон».
От больницы до отеля один сплошной ураган влажного дерьма. Бродячие и гражданские заполнили улицы. Гражданские бегут, а медленно передвигающиеся Бродячие как гиены сбивают их в группы. Они хватают людей на автозаправках и в круглосуточных супермаркетах, из автобусов, из автомобилей, преследуют по крышам соседних зданий.
Стая — вот настоящее оружие Бродячих. На перекрёстке коп на мотоцикле ухитряется ускользнуть от одной группы и въезжает прямо в руки другой. Просто их чертовски много. Мне приходится проехать по тротуару и нескольким знакам остановки, чтобы объехать все брошенные машины. «Бумер» достаточно тяжёлый, чтобы из него получился неплохой таран, так что по пути я разбрызгиваю по капоту как можно больше Бродячих. В основном я выбираю Лакун, злобных мелких гадёнышей. Их легко вычислить. Зеты ковыляют как заводные игрушки, но Лакуны могут бегать, лазать и охотиться на конкретных людей. И они достаточно умны, чтобы понять, что происходит, когда я давлю колёсами им хребты и черепа. К тому времени, как я добираюсь до «Шато Мармон», передняя часть машины представляет из себя картину в стиле спин-арт
[318] со скотобойни.
Всякий раз, когда машина врезается во что-то, Аки стонет и скулит.
— А-а-а-а! Я теряю здесь много крови.
— Если бы ты терял много крови, то не смог бы болтать, так что не стесняйся быстрее истекать кровью.
Я сворачиваю на парковку отеля. Минус фары, и гораздо больше вмятин на капоте и фрагментов черепа в радиаторе, чем когда мы начинали. Ебать мой лысый череп за то, что слишком хорошо провёл время по дороге сюда. Я не замечаю преследовавшие нас фургоны, пока не заглушил двигатель, а фургоны не перекрыли единственный выезд на улицу.
— Кавалерия уже здесь. Не желаешь сдаться, малыш?
Аки подтягивается с помощью подголовника переднего пассажира, и переводит себя в сидячее положение. Смотрит наружу через лобовое стекло.
— Кто это?
— Это комбо-пакет правоохранителей. Золотая Стража и Национальная безопасность.
— Золотая что?
— ФБР Господа. Если тебе кажется, что это я плохой, увидишь, что будет, когда эти федералы и небесные пилоты доберутся до тебя.
— Ни за что, приятель. Никаких копов, и никаких проповедников.
— Хоть в этом мы согласны. Опусти голову, и ни звука.
Двери по бокам фургонов Стражи отъезжают в сторону, и они устраивают большое шоу по выводу своей армии. Там дюжина ревностных людей в чёрном. Никто из них не держит оружия, но у всех отчётливые выпуклости курток, говорящие о том, что они упакованы. Крупнокалиберная артиллерия остаётся в фургонах.
Я узнаю тех двоих охранников на воротах, которых видел несколько дней назад. Я устроил Дремлющему, Рею, экскурсию на американских горках по Даунтауну. Большинство других я узнаю по тому времени, когда Уэллс вышвырнул меня из своего клуба и вычеркнул из платёжной ведомости Стражи. Даже маршал Джулия здесь, хотя выглядит так, словно предпочла бы оказаться на плавучей льдине на реслинге с белыми медведями.
Уэллс стоит впереди, сложив руки за спиной, доморощенный Наполеон.
— Оставайся на месте, Старк. Положи руки за голову и отойди от машины.
— Ты меня арестовываешь?
— Охрененно уверен в этом, малыш.
— За что?
— Общий долбоебизм перед лицом Господа и разума.
— Знаешь, то, что ты влюблён в того ангела, прячущегося в твоём фургоне, совсем не означает, что ты должен быть её обезьянкой на цепи.
Он качает головой.
— Слыхал истории о Гуантанамо? У нас есть тайные тюрьмы в Арктике, по сравнению с которыми Гуантанамо — пентхауз в «Белладжио»
[319].
— Континентальный завтрак включён в стоимость?
Аэлита выходит из фургона в зелёное флюоресцентное освещение стоянки. В этом безжизненном свете все похожи на трупы. Лишь Аэлита выглядит живой. Похоже, дрожащий флюоресцентный свет не оказывает на неё влияние, как на остальных нас. Он как бы обтекает её, позволяя казаться более живой и похожей на человека, чем кто-либо на стоянке.
— Добрый вечер.
— Ничего доброго. Ты случайно не заметила, через что мы только что проехали? Зачем вы играете со мной в игры, когда вашим войскам и огневой мощи следует выжигать этих Бродячих?
— Лос-Анджелес больше не наша забота. С этими заблудшими душами будет иметь дело Бог Или не будет.
Она заговорщически мне подмигивает. Мне кажется, что не будет.
— Теперь каждый сам за себя? Должно быть, я пропустил эту Заповедь. Зачем ты послала за мной тех Лакун? Они едва не порезали мою подругу.
— Кем бы ни была та подруга, уверена, она это заслужила. И я не отправляла за тобой никаких големов. Маршал Уэллс был достаточно любезен, чтобы поместить на тебя жучок, но это всё. Поверь, если бы я кого и послала, то не для того, чтобы припугнуть тебя.
Она говорит правду. Я не могу читать ангелов, как гражданских, но ангел внутри меня может, и он не фиксирует никакой лжи. Итак, кто же хотел, чтобы я перестал делать то, что делаю? Кабал? Аки? Его мама или кто-то, работающий на неё? Возможно. А может, это люди Бриджит хотят, чтобы я не лез в их дела. Чёрт, Фиона и Трейси могли переговорить с кем-то из других нянек зомби. У всех есть причины не желать подпускать меня слишком близко к Учёным. Не то, чтобы действительно стоило волноваться насчёт этого. Кабал уже мёртв. У Аки, Коралин или кто бы ещё это ни был, не будет другого шанса устроить на меня засаду. Сегодня ночью всё заканчивается. Все долги оплачены. Все счета закрыты. Сегодня конец чьего-то мира. Если моего, то будет весьма неприятно.
Уэллс поворачивается к кому-то из своей команды.
— Маршал Сола, арестуйте этого человека.
Маршал Джулия выглядит ещё более смущённой. Но лезет под куртку и достаёт наручники.
Аэлита качает головой.
— Нет. Мы это уже обсудили. Мы не будем этого делать. Не с ему подобными. Он ходячая ересь. Мерзость, и всё, где он находится или куда его помещают, поражает порча, даже тюрьму. Убейте его.
