По соседству с бараком, среди редких деревьев, находился ещё один домик. Оба охранника наведывались туда время от времени. Лётчики поняли, что и этот домик принадлежит ко всему комплексу загадочного «санатория».
Утром лётчикам предложили на завтрак кофе и сыр с хлебом. А сразу после этого изысканного завтрака последовало приглашение в соседний домик. Принёс приглашение охранник, присовокупив, что с лётчиками будет беседовать «сам господин профессор». Приглашали по старшинству званий. Первым отправился к «профессору» Александр Ковган.
«Профессором» оказался немолодой человек с пронзительными глазами, хорошо говоривший по-русски. Сам он охарактеризовал этот вызов как «первое собеседование». Интересовался господин профессор самыми невинными предметами отвлечённой науки: аэродромами, воздушными сражениями, боевой техникой, воинскими частями и их командованием. Затем перешёл к личным вопросам: где семья, велика ли она, мечтает ли господин Ковган о возвращении к любимой женщине или способен утешиться другой. Он был явно очень гуманный человек, этот вежливый и проницательный профессор!
К несчастью, пленные оказались грубыми и нечуткими людьми: беседа с ними оказалась для господина профессора неинтересной, ибо ответы господина Ковгана, а за ним и остальных приезжих столь мало соответствовали плоской действительности, что учёный знаток чужой военной техники стал даже менее любезным.
Пока пленные вели эти утонченные собеседования, в соседнюю половину их барака, ту, где не имелось решёток на окнах, пришли на обед соседи – русские бесконвойники. Вячеслав, уже побеседовав с профессором, вышел во двор и заговорил с одним из этих людей. Услышал он печальную историю.
Собеседник оказался лётчиком-истребителем, как и все его соседи и товарищи по команде. В 1942 году, во время боёв под Ростовом, эскадрилья советских истребителей шла в тумане на ростовский аэродром. Вёл истребителей лидер – средний бомбардировщик Пе-2. По преступной ошибке этого лидера эскадрилья села не в Ростове, а в Таганроге, занятом гитлеровцами. Противнику достались и машины, и экипажи, улетел только бомбардировщик, виновник несчастья. Немцам удалось убедить этих людей, что родина никогда не сможет простить им столь тяжкой невольной вины. Обманутые, подавленные и потерявшие стойкость члены экипажей стали добычей геббельских пропагандистов. Их объявили «перелётчиками», добровольными изменниками и поселили в этом лагере, где водят на какие-то лёгкие работы. Носят они рабочую немецкую униформу. Настроение их – самое угнетённое. Сталинград и Курская битва приблизили день победы, а с ним – неизбежную кару. Единственный выход – у спеть вовремя кончить жизнь самоубийством. Отважиться на это трудно, и тянется тусклое существование изо дня в день.
– Кто вас убедил, будто это – единственный выход? – спросил Вячеслав.
Бесконвойник неопределённо указал на лагерь и соседний домик.
– Да все здесь так говорят. И этот профессор… Живём вот, как бывшие люди. День да ночь – сутки прочь!
– Плохо вы живёте! Рано безнадёжности сдались. Подумайте!
Приблизился один из «восточных» охранников. Бесконвойник отошёл. Тем временем в барак лётчиков привезли ещё несколько новых товарищей. Прибыл известный советский истребитель, летавший на Яке, Константин Потапов, полковник авиации Сабуров и целая группа таких же «крылатых пленников». Ковган обнялся с Потаповым – они когда-то вместе служили и были старыми друзьями. У шестёрки друзей даже настроение поднялось: увидели, что не их одних привезли в это подозрительное, нечистое место!
Теперь группа лётчиков возросла вдвое, и её повели на другой день в зону соседнего лагеря на работы. Заставили строить какой-то забор. Инструменты принёс сержант-белорус, с хитроватой круглой физиономией. Он отрекомендовался как стрелок-радист, сбитый на бомбардировщике.
– Что это за лагерь, и кого сюда привозят? – спросили его лётчики.
– Поживёте – увидите. Это самый лучший лагерь военнопленных во всей Германии. Своего рода фильтр. Умных от глупых отделяют, – добавил он загадочно.
Вечером всю группу заперли в бараке. Стали шёпотом обсуждать положение – за стенкой жили оба восточных полицая. Стало ясно, что здесь – нечто вроде вербовочного пункта, где лётчиков рассчитывают соблазнить приличной жратвой, лёгкой работой и сносными условиями быта изменить присяге. Чтобы вернее затянуть в это болото, могут для начала предложить что-нибудь совсем «невинное».
Решили единодушно: ослабление режима использовать для немедленного побега. Бежать всей группой. По дороге на восток – местность лесистая, могут встретиться партизаны. С их помощью будет легче добраться до своих частей. Если ночью выбраться из барака, то перелезть через проволочный забор будет уже нетрудно: проволока натянута в один ряд. Под неё можно и подлезть. Ясно, что за этим лагерем установлено дополнительное, незримое наблюдение, он, вероятно, оцеплен тайными охранниками и, возможно, патрулируется агентами в штатском, но тем не менее шансы на успех серьёзны. Но как выйти из запертого барака?
Предложение внёс Александр Ковган.
На работе он ухитрился добыть перочинный нож, довольно большой. Прорезать ножом стеновой щит пониже подоконника, вынуть две досочки и… бежать через эту дыру. Резку досок производить всем по очереди, без шума, вечером и ночью. Чтобы отвлечь внимание охранников, затеять с ними партию в «морского козла». Днём маскировать дыру столиком.
Пока предложение обсуждалось, лётчики услышали треск маломощного авиационного мотора чуть не над головой. Увидели, как немецкий связной самолёт «Физелер-шторх» прошёл над крышами лагеря и сел на маленькое лётное поле чуть ли не за стеной барака. Вскоре в барак явился «профессор» в обществе какого-то важного эсэсовца, видимо, только что прилетевшего. Эсэсовец говорил по-русски с сильным акцентом, смешно коверкая слова, как немец из старинных анекдотов. Он спросил пленных, хорошо ли их кормят и довольны ли они здешними условиями. Ему отвечали, что в Советском Союзе пленных немцев кормят не хуже, чем лётчики питаются здесь.
Как только удалились оба шпионских руководителя, «профессор» и эсэсовец, Ковган отодвинул столик от стены и первым принялся работать ножом. Остальные в комнате, примыкавшей к помещению охранников, дружно ударили в «козла», и стук его был так оглушителен, что один из «восточных» полицаев даже счёл за благо удалиться в проволочную зону. Тут на воздух вышел и Вячеслав. Он сразу же завёл с полицаем увлекательнейший разговор насчёт здешних любовных утешений и амурных дел. Охранник с гордостью заявил, что здешние фрау и медхен
[24] не оскорбляют отказом самых смелых притязаний с его стороны.
– Что ты говоришь! – восхищался Вячеслав. – А… какие они, здешние фрау и медхен?
– Белый, пухлый, маладой! – был вполне серьёзный ответ.
Вячеслав громко хохотал, прислушиваясь к слабому скрежетанию, явственному даже сквозь стук «козла»: Ковган работал слишком усердно! Впрочем, в этот вечер всё обошлось благополучно. Ночью пилили по очереди, в темноте, сменяясь через полчаса. Прорезь к утру была почти готова, оставалось вырвать из-под плинтуса две разрезанные доски. Утром прятали хлебные пайки, хотели их подсушить, чтобы обеспечить маленький запас питания на первые сутки побега.
