УГЛУБЛЯЯСЬ В ФИЛОСОФИЮ
После окончания университета Мабботт организовал для меня возможность заниматься философскими исследованиями под руководством Гилберта Райла, который в то время занимал в Оксфордском университете должность профессора метафизической философии имени У. Уэйнфлита
[20]. Райл в течение второго семестра того учебного года (1947-1948) был главой трёх философских кафедр в Оксфорде.
И только спустя много лет я узнал из замечательной книги Мабботта под названием «Оксфордские воспоминания» о том, что Мабботт и Райл были друзьями с тех пор, как они впервые встретились в Оксфорде. Если бы я был в другом колледже и если бы меня спросил другой преподаватель колледжа о том, кого бы я предпочёл из трёх возможных профессиональных руководителей, то я бы, естественно, выбрал Генри Прайса, поскольку мы с ним имели общие интересы к тому, что сейчас известно как парапсихология, а тогда называлось психическим исследованием. К тому же моя первая книга была озаглавлена «Новый подход к психическому исследованию», и мы с Прайсом были спикерами на конференции, связанной с психическим исследованием. Но я уверен, что не получил бы университетскую премию по философии даже в исключительно благоприятный год, если бы моё дипломное исследование проходило под контролем Генри Прайса. Мы бы потратили слишком много времени, обсуждая наши общие интересы.
После того как в 1948 под руководством Райла я посвятил весь учебный год подготовке к докторской степени по философии, я завоевал вышеупомянутую университетскую премию – стипендию имени Джона Локка по философии сознания. Затем я был назначен на то, что в любом Оксфордском колледже, кроме колледжа Крайст-Чёрч, называется университетской должностью (с испытательным сроком), то есть работой преподавателя в режиме полного рабочего дня. Однако, используя лексикон Крайст-Чёрч, я, как там говорят, стал научным сотрудником (с испытательным сроком).
В течение года моего преподавания в Оксфорде доктрины известного философа Людвига Витгенштейна, чей подход к философии оказал влияние и на меня самого, проникли в Оксфорд. Однако эти доктрины, опубликованные позднее в его книгах «Голубая книга», «Коричневая книга» и «Замечания по основаниям математики», появились в форме отдельных машинописных лекций и сопровождались письмами Витгенштейна, которые указывали, кому можно, а кому нельзя показывать те или иные лекции. Коллеги и я ухитрились выпускать, не нарушая данного Витгенштейну обещания, копии всех его лекций, доступных в то время в Оксфорде, так что любой желающий мог их прочесть.
Этот счастливый конец (я выражаюсь здесь словами философов-моралистов того периода) был достигнут путём первоначального опроса всех, кто, как мы знали, любил философствовать в то время в Оксфорде, на предмет наличия у них любых машинописных лекций Витгенштейна, и если они у кого-то были, то мы уточняли какие именно. Затем, поскольку всё это происходило задолго до появления копировальных аппаратов, мы находили и нанимали на работу наборщика для создания необходимого количества копий, способных удовлетворить спрос. (Вряд ли мы понимали, что распространение этих оригинальных машинописных текстов только среди своих, а затем только посредством тайной клятвы, приведёт к тому, что непосвящённые начнут заявлять, будто Витгенштейн, который, несомненно, был гениальным философом, часто ведёт себя как шарлатан, претендующий на роль гения.)
Райл познакомился с Витгенштейном, когда австрийский философ посетил Кембридж. Позднее Райл установил с ним дружеские отношения, убедив Витгенштейна составить ему компанию в прогулке по английскому Озёрному краю
[21] в 1930 или 1931 году. Райл никогда ничего не рассказывал об этой прогулке или о том, что он узнал на ней от Витгенштейна и что узнал о нём самом. Однако после этой прогулки и в дальнейшем Райл выступал в роли посредника между Витгенштейном и тем, что философы называют «внешним миром».
О том, что иногда посредничество просто необходимо, можно узнать из записи разговора между Витгенштейном, который был евреем, и его сестрой сразу после того, как армия Гитлера получила контроль над Австрией. Витгенштейн убеждал сестру, что благодаря их тесным связям с «высокопоставленными лицами и семьями», которые принадлежали к старому режиму, ни он, ни они не подвергались никакой опасности. Когда позднее я стал профессиональным преподавателем философии, я был вынужден рассказать своим ученикам, что Витгенштейн, которого я и мои коллеги считали философским гением, совершенно не разбирался в практических вопросах.
По крайней мере один раз я лично был свидетелем того, что делал Витгенштейн. Это было ещё в мои студенческие годы, когда Витгенштейн посетил Общество Джоуэтта
[22]. Объявленная им тема имела название «Cogito, ergo sum»
[23], которое происходит, естественно, от известного утверждения французского философа Рене Декарта «Я мыслю, значит я существую». Аудитория была забита людьми. Публика прислушивалась к каждому слову известной личности. Но единственное, что я могу теперь вспомнить о его комментариях, так это то, что они не имели абсолютно никакой заметной связи с заявленной темой. Итак, когда Витгенштейн закончил, со своего места поднялся заслуженный профессор Г.А. Причард. С явным недовольством он спросил, что «господин Витгенштейн (доктор философии из Кембриджа, очевидно, не получил такого же признания в Оксфорде!) думает о Cogito, ergo sum». Витгенштейн, показав на свой лоб указательным пальцем, дал очень короткий ответ: «Cogito, ergo sum. Это очень необычное высказывание». Я тогда ещё подумал, и до сих пор так думаю, что наиболее подходящим ответом на слова Витгенштейна была бы перефразированная подпись к одной из иллюстраций в книге «Мужчины, женщины и собаки» Джеймса Тёрбера: «Может, вы и не обладаете шармом, Лили, но зато вы загадочны».
В СХВАТКЕ С ЛЬЮИСОМ
Во время моего пребывания в аспирантуре под руководством Гилберта Райла я осознал, что это, очевидно, было его принципиальной практикой всегда отвечать напрямую, лицом к лицу, на любое возражение, сделанное относительно его философских утверждений. Моя личная гипотеза, хотя Райл, безусловно, никогда не говорил об этом мне или, насколько я знаю, кому-либо ещё, заключается в том, что он следовал указанию, которое Платон в своём диалоге «Государство» приписывает Сократу: «Мы должны следовать за доказательствами, куда бы они ни вели». Среди всего прочего, этот принцип требует, чтобы каждое возражение, сделанное одним человеком другому, разбиралось также между этими людьми. Это принцип, которому я и сам старался следовать всю мою долгую и изобилующую дискуссиями жизнь.
