– Я считал, что мы сами затеем с Тогоевым игру, раз уж
к нам в руки попала такая карта… Смотри-ка, каламбур получился.
– Нет, мой опрометчивый друг, мы с тобой никаких игр
затевать не будем, – покачал головой Илюшин. – Олег Борисович нас
раздавит, как букашек. Я не готов удирать от нашего вспыльчивого заказчика,
отстреливаться и лежать в окопах. Окопы – это не для меня. Нет, все должно быть
сделано цивилизованно!
– Что значит «цивилизованно»? – нахмурился Бабкин,
прогоняя вновь всплывшее воспоминание о чпоканье за спиной в холодном подъезде.
– «Цивилизованно» – значит чужими руками. Мы говорили о
противниках… Протяни, пожалуйста, руку за моим телефоном. Там есть номер
некоего Перигорского Игоря Васильевича. Помнишь такого? По-моему, пора ему о
нас напомнить.
Глава 11
Стол был завален бумагами. Интервью, небольшие заметки,
статьи… Их накопилось много, но большинство журналистов цитировали друг друга,
попутно копируя куски из пресс-релиза издательства, либо задавали одни и те же
вопросы, на которые получали одинаковые ответы. Листы, распечатанные Ковригиным
– он терпеть не мог читать текст с компьютера, – один за другим отправлялись
в мусорную корзину.
– Халтурщики!
Ковригин в сердцах стукнул кулаком по столешнице, и лампа,
мигнув, выключилась, будто испугалась. Комната погрузилась в полумрак, в
котором белела кипа бумаги на столе и синевато светился компьютерный монитор.
Кряхтя, Василий поднялся, нашел на кухне запасную лампочку и
вернулся. На ощупь, обжигая пальцы разогревшимся стеклом, вывинтил перегоревшую
лампу из патрона, отложил ее в сторону, вкрутил новую… И уселся, мрачный,
подперев подбородок ладонью и щурясь от яркого света.
Он бродит в потемках. Придумал себе идею фикс, вцепился в
нее, как бродячий пес в штанину прохожего, и не отпускает. А прохожий-то –
призрачный! И не штаны он треплет, а гнилой капустный лист, воняющий прямо под
его чутким собачьим носом. Он, Василий Ковригин, обманул самого себя, выдал
натужную фантазию за реальную возможность, а все почему? Потому что упустил
Ленку, идиот. И не может смириться с этим, все ищет, чем бы оправдаться, а сам
прикрывается заботой о ней, чтобы, упаси бог, не признаться самому себе –
профукал ты жизнь свою и свой единственный шанс профукал. Так и останешься
одиночкой. Нет, ничего плохого, конечно: легкая холостяцкая жизнь без
обязательств всегда ему нравилась. Но раньше у него был шанс попробовать что-то
другое – теперь этого шанса не осталось.
Задумавшись, поедая самого себя, Василий почти машинально
протянул руку к пачке статей. Пальцы вытащили из-под десятка распечатанных
листов самый нижний, и буквально с первых строк Ковригин понял, что наконец-то
ему повезло!
Разговор журналиста с писательницей Дубровиной сразу начался
с выяснения вопроса о том, выдумывает ли она своих героев или списывает их с
«живых людей». Это было стандартно – каждый интервьюер считал своим долгом
спросить об этом, – но журналист оказался настойчивее своих коллег и
попросил привести примеры. «Героем моих книг может стать любой, – читал
Василий ответ Лены, – например, в моем доме живет очаровательная девушка,
которая каждое утро катается на роликовых коньках в соседнем парке. Я
позаимствовала у нее внешность для своей героини Эльзы. Эльза живая, подвижная,
и мне легче было описывать ее характер, когда практически перед глазами
находился такой энергичный, жизнерадостный прообраз».
Эльза Гири, героиня книги «Логово волчицы», находилась в
списке Ковригина, который он с черным юмором назвал «перечнем калек». Он
записал напротив ее фамилии все, что узнал о прототипе, и отложил список в
сторону. Пора было двигаться дальше.
Героев было много. Словно идя по дну мутного пруда с
бреднем, Вася выискивал любые упоминания о ком-то из них, искал параллели,
представлял, в каком образе Лена могла перенести в свою книгу того или иного
персонажа. Иногда ему казалось, что он почти уловил ход ее мысли, влез в
писательскую шкуру и смотрит на мир изнутри ее глазами.
Но каждый раз это оказывалась иллюзией.
– Только факты, – бормотал Ковригин, борясь с
зевотой. – Только факты, вашу мать!
У него не было ничего, кроме неосознанного подозрения,
связанного со схожестью литературной и реальной судьбы встреченного ими бывшего
тренера. Но Василий искал подтверждение своей теории с таким упорством, как
будто от этого зависела жизнь – его или Лены Дубровиной. Правда, он полагал,
что второе верно: от результатов его поисков действительно многое могло
измениться в ее жизни.
И в конце концов он нашел. У него ушли сутки на то, чтобы в
разных источниках разыскать и сопоставить между собой скудные крохи информации.
И улов на первый взгляд был ничтожно мал – один, всего один персонаж… Лишь
один, о котором достоверно можно было сказать, что именно с него списала
Дубровина свою героиню.
А всего их получалось трое.
Старый Николай Евсеич – Иван Трофимович из «Небесного
колодца».
Девушка, о которой он прочел в интервью, – Эльза Гири
из «Логова волчицы».
Учительница из школы, в которой когда-то училась сама
Лена, – Вера Алексеевна из «Кошачьего глаза».
Каждый из них был в его «перечне калек». В романах Лены Иван
Трофимович разбился при падении с лошади; Эльза находилась на судне,
врезавшемся в скалы, и спаслась, но осталась калекой на всю жизнь; учительница
погибла, попав под поезд.
– Завтра, – пообещал им Василий, неудержимо зевая
и ощущая себя так, словно не спал несколько дней. – Завтра выясним, что с
вами случилось здесь, на нашей стороне.
На нашей стороне, повторил он, засыпая. Понять бы еще, чья
это – наша?
На следующий день он начал действовать. Задача казалась ему
несложной: узнать номер школы, в которой училась Лена, было парой пустяков.
«Если бы еще не отвлекаться на работу, дело пошло бы куда быстрее», –
невесело пошутил он.
Но день складывался для Василия неплохо. После обеда он
съездил в школу и, поговорив с секретарем – пожилой аккуратной девой, во время
разговора без конца поправлявшей вязаную брошь на блузке, – получил список
учителей, работавших в школе в те годы, когда там училась Лена. Сказать, кто
именно преподавал в классе Дубровиной, секретарь не смогла, но Василию это и не
требовалось: он вспомнил, что у него сохранился телефон парня, которого
когда-то на вечеринке бог знает у кого Лена представила ему как своего бывшего
одноклассника. Одноклассник был таким же разгильдяем, как сам Ковригин, и,
помнится, тогда они неплохо провели время, смывшись с вечеринки и напившись в
одном из баров на Полянке.
Ковригин позвонил парню, напомнил о себе и вскоре получил
все требуемые сведения.
– Вася, а это тебе зачем? – под конец разговора
спросил одноклассник. – Что, статью о Ленке хочешь написать?
– Вроде того, – отшутился Ковригин.