– Я сообщу, Арсений. Большое спасибо за информацию, – поблагодарил я своего друга.
– Константин Николаевич очень хороший администратор. Не хотелось бы, чтобы его сняли. Он за три года очень много сделал для развития Амурской области.
– Не думаю, что это случится. Его превосходительство, пусть и с помощью местного китайского правителя, сделал то, что не удавалось никому из губернаторов за сорок два года с момента подписания Айгуньского договора.
Тарала недоуменно посмотрел на меня.
– Арсений, и что ты таки на меня смотришь? – теперь уже я подпустил еврейский акцент. – Вы шо, с мозгами поссорились? А я вам имею кое-что сказать.
– И чито? – усмехнулся купец.
– В Зазейском клине не осталось ни одного представителя империи Цин из почти сорока тысяч. И, думаю, больше и не будет. А это большое достижение в области внешней политики.
Тарала задумался, а потом улыбнулся и произнёс:
– Тимофей, умеешь ты всё с ног на голову поставить. С этой точки зрения его превосходительство награждать надо.
– Думаю, его императорское величество правильно оценит этот факт. А я спать. На ногах почти двое суток.
В шесть утра подъем, быстро размялся, водные процедуры, бритьё от Севастьяныча и новости от него же. С той стороны каких-либо известий пока не было, поэтому вся информация денщика была про дела в городе, быстро оживавшем после осады. После завтрака в одиночестве – Арсений отсыпался после своей недельной работы в Зазейском клине – отправился в больницу. Решил, что сначала встречусь с Бутягиными и Машенькой и только после этого пойду в резиденцию губернатора, где временно обосновались полковник Волковинский и войсковой старшина Сотников.
Шёл в больницу и думал о том, что ситуация с моей командировкой в Благовещенск к генералу Грибскому складывается не очень удачно для моих замыслов. Планировал во время похода в Китай продвинуть тактику групп спецназа, а вместо этого оказался на должности пограничного комиссара.
«Нет, если быть объективным, то в Таку и Тяньцзине удалось засветиться. Адмирал Алексеев обещал отправить Александру III положительный отзыв по ручным пулемётам, да и выкупил их, – думал я, автоматически выбирая, куда поставить ногу на разбитой телегами дороге, местами покрытой коровьими минами-лепёшками. – Здесь также удачно сходил в разведку. Знамена и два орудия приволокли, и вновь пулемёты отметились в захвате импаня. Только теперь где пулемёты – и где я?! И что сделать в такой ситуации, пока не придумал. Нелегкая доля у рационализаторов, особенно в армии».
Дальше мысли свернули к тому, насколько тяжело спецназ рождался и после победы Октября. Первыми советскими спецназовцами-диверсантами, если не учитывать некоторые подразделения частей особого назначения – ЧОНа с одна тысяча девятнадцатого по двадцать пятый год, стали советские диверсанты из системы подготовки к партизанской войне. Эту систему развернули в Советском Союзе с конца двадцатых годов двадцатого столетия и по линии НКВД, и по линии Разведупра, тогдашней военной разведки Красной армии. На территории Украины, Белоруссии формировались диверсионно-разведывательные группы от двух до двадцати человек, партизанские отряды от двадцати до пятисот человек. Под них создавались базы с продовольствием, оружием. Люди проходили специальную подготовку.
Но в середине тридцатых годов в Советском Союзе изменилась военная доктрина. Возникла новая концепция, которая стала выражаться лозунгом «Мы будем бить врага на его территории!», и все схроны, базы, конспиративные сети – всё это было ликвидировано. Из библиотек воинских частей была изъята литература по партизанско-диверсионной тематике, так как там всюду фигурировали фамилии Берзина, Якира и других «разоблачённых врагов народа», которые занимались «подготовкой банд и закладкой для них оружия». Тогда же ушло в небытие словосочетание «советский диверсант». В живых из них остались только те, кто воевал в Испании.
Великая Отечественная война показала ошибочность данного решения. Всё, что было разрушено, пришлось восстанавливать в режиме цейтнота. Сколько народа тогда погибло при массовых забросках во вражеский тыл диверсионных групп – трудно представить. Принцип был «кто-то да выживет». Как семена одуванчика раскрывались в темном небе парашюты вновь возрожденных советских диверсантов. Плохенькие документы, несколько выученных самых ходовых фраз по-немецки, никакого знания оперативной обстановки на месте, в лучшем случае – пара позывных действующих в районе партизанских отрядов, либо паролей явок подпольщиков в городах и селах. Немецкие ягдкоманды и фельджандармерия ловила таких сотнями, а точнее – тысячами. Удавалось убить хоть одного немца каждому третьему, совершить диверсию, может быть, каждому десятому, выжить – далеко не каждому сотому. Ценную информацию в штаб смогли передать единицы, о которых потом писали книги и снимали фильмы. Большинство же стали жертвами на алтаре будущей Великой Победы.
Война закончилась. За её годы в Советском Союзе образовалась прослойка специалистов, прошедших горнило партизанско-диверсионной войны, к ним можно было также отнести профессионалов из армейской фронтовой разведки, СМЕРШа. Все они могли бы стать основой войск специального назначения, но в Советской армии спецназ всегда был на положении изгоев. Более того, дальнейшая история показала, что иметь дело со спецназом просто опасно для жизни.
В конце сороковых разгромили СМЕРШ, уволив, посадив и расстреляв его костяк. Почему? Всё очень просто! Власти не нужны были в стране бойцы, выжившие в десятках тысяч жестоких схваток с абверовцами, эсэсовцами, бандеровцами и прочими врагами. Они были просто опасны для неё – люди, умеющие решать проблемы в жизни путем применения оружия, привыкшие сами решать, кто враг, а кто нет, и применять против него оружие по своему усмотрению.
Потом уже Хрущев за попытки создать войска специального назначения сместил своего спасителя Жукова. А вдруг Георгий Константинович готовит государственный переворот?! Для чего ему нужны люди, владеющие навыками боев в городах, штурма зданий, совершения диверсий и ведения партизанской войны?
В результате бесценный опыт Великой Отечественной постепенно забывался. Военные советники, познакомившиеся с современной партизанской войной во Вьетнаме и по прибытии на Родину предлагающие в корне поменять систему подготовки, выживались из армии. В училищах учили раскрашивать карты десятками ядерных ударов, водить дивизии через зоны заражения и создавали роты глубинной разведки, готовящиеся по одной, очень узкой специализации – поиску и уничтожению мобильных ракетных установок противника в Западной Европе.
У американцев было не лучше. Для них откровением стал Вьетнам, одна из первых войн нового поколения, сочетающих в себе черты классической и партизанской войн. Война с неуловимым, не желающим сражаться на невыгодных для себя условиях противником, не держащимся за местность, не носящим военную форму, применяющим методы саботажа и диверсий.
Классические подразделения полк, дивизия, бригада не могли справиться с таким противником, поэтому инициативные командиры на местах создавали нештатные штурмовые отряды, отряды глубинной разведки. Так в американской армии были созданы спецподразделения «Альфа», «Блэкджек», «Дельта», «Сигма». За этим за всем наблюдали советские военные советники в Ханое. Докладывали наверх, но всё как об стенку горох.
