До того как сунуться в коллектор, я с Гореловым, который исполнял роль кэбмена, так как лучше всех из группы знал английский язык, несколько раз проехался по маршруту, в уме создавая траекторию движения по канализации.
Четыре дня назад с Буровым выполнили первый выход в коллектор. Специально прибывший на баржу Зарянский остался её охранять, а я с Петром Фёдоровичем, облачившись в наши «эльки», вооружившись мечами-тростями, наганами и ножами, отправились на лодке к кессону, чтобы проникнуть через него в клоаку.
Начитавшись всяких страшилок в газетах, готовился к чему-то страшному. Первое, что приходило в голову, – это ужасный запах. Однако действительность оказалась намного лучше, чем предполагалась. Запах был не настолько силен, как думали до этого. Может быть, раньше в старой канализации и был ужас, но теперь в коллекторе пахло скорее компостом, чем дерьмом.
Дело было, вернее всего, в том, что продукты жизнедеятельности составляли небольшой процент от общего объема жидкости в канализации. Больше девяноста пяти процентов клоаки составляли обычная вода и бытовой мусор. Прием ванны, смыв воды в унитазе, вода из кессонов и даже дождевые потоки – все это попадало в лондонскую канализацию.
Так что с запахами всё было нормально, я бы сказал – терпимо, а вот с ориентированием в канализации было проблематично. Двух шахтерских ламп было маловато, чтобы видеть далеко по туннелю. Плюс множество ответвлений. В общем, в первый свой выход мы в коллекторе под набережной Виктории добрались только до первого поворота на Ланкастер-плейс.
И то я не был уверен в этом. Просто влево через расчётное расстояние маршрута было ответвление в виде большого туннеля. Но то оно или нет, было под вопросом. Чуть дальше по коллектору было такое же крупное ответвление. Поэтому было принято решение возвращаться. Видимо, придётся Горелову и Зарянскому следующей ночью поработать над маячками, сброшенными вниз через канализационные люки.
Выбравшись назад на поверхность, отмылись в Темзе и направились назад на баржу. Нам с Буровым предстояло двухсуточное ничегонеделание. А вот второй нашей паре придётся поработать. Мой английский был бы хорош в САСШ, но в Лондоне даже не знаю, за кого бы сошёл. Буров на английском практически не говорил, но прекрасно знал французский.
В своё время его папа – один из уважаемых «иванов» Хитровки, нанимал для Пети учителей, желая, чтобы тот зажил нормальной жизнью. Потом какие-то уголовные разборки, отца Бурова убивают, Пётр Фёдорович там кому-то мстит, а потом по подложным документам вольноопределяющимся уходит в армию. Каким образом попал в дворцовую полицию, Буров умолчал, лишь сказал, что о его шалостях с документами начальство в курсе и с прошлой жизнью покончено.
Горелов и Зарянский по информации из их личных дел имеют гимназическое образование. Оба на английском говорят свободно. За англичан не сойдут, но у Николая Васильевича акцент близок к ирландскому, а у Зарянского? Не знаю, не лингвист, но в любом случае лучше, чем у меня. Так что им и карты в руки. А мы пока на барже посидим.
Второй выход был более удачным, прошли набережную, Ланкастер-плейс, Веллингтон-стрит, Боу-стрит, а вот на Лонг-Арк, можно сказать, потерялись. Поворот на Грейт-Куин не нашли. Точнее, повороты были, а вот очередного маячка не нашли. Пришлось возвращаться по меткам-царапинам, оставленным на стенах. На барже озадачили Сергея Владимировича подкинуть ещё маячки на Лонг-Арк и Грейт-Куин.
И вот сегодня удача. Всё нашли. Метки на обратном пути добавляем-обновляем. Через пять дней можно будет идти минировать храм. С выяснением дня капитула Английской масонской ложи проблем не возникло. О нём в открытую писали в лондонской жёлтой прессе с предположениями, кто же из правительства, банкиров, промышленников королевства входит в высший совет ложи. Надо же было каким-то образом газетчикам увеличивать свои тиражи и прибыли.
– И кто это у нас без разрешения гуляет по нашим коллекторам? – прервал мои размышления хриплый голос. А на фоне показавшегося выхода из кессона появилось несколько фигур.
– Я же говорил тебе, Хриплый, что посторонние через наш вход в канализацию лазят. Посмотри, какие красавцы. Я таких костюмов и у флашеров не видел. Нам они точно пригодятся, – каким-то подхалимским голосом произнёс ещё один неизвестный персонаж и мерзко захихикал, напомнив мне шакала Табаки из мультфильма про Маугли.
Я продолжал молча идти вперёд, сокращая дистанцию и пытаясь разобраться, сколько человек перед нами и чем они вооружены. Свидетели нам были не нужны. Буров по оговорённой схеме сместился мне за спину, и по тому, как заметалось пламя его фонаря, я понял, что Пётр Фёдорович начал стягивать перчатку. Мы уже практически на выходе, метана и другого газа здесь нет, так что можно применять револьвер с глушителем. Я же решился обойтись метательными ножами и тем клинком, который был в трости. Не шашка, конечно, но рубить и колоть можно очень даже неплохо.
– И чего молчим? Или от страха язык проглотили? – прозвучал ещё один голос.
Наконец-то говорившие оказались в тусклом свете наших с Буровым фонарей. Пятеро мужчин, трое по фигуре крепыши, двое физической формой не блистают. В руках у одного револьвер, двое вооружены дубинами, еще у двоих длинные ножи. Я остановился. Буров встал за мной.
– Кто вы такие и почему в канализацию полезли через наш кессон без разрешения? Вам что, не говорили, что он числится за Крепышом из Сохо и все, кто хочет поработать в коллекторе, должны ему заплатить? – ухмыляясь, вооружённый револьвером обладатель хриплого голоса подошёл ко мне вплотную. – Так что с вас штраф. Ваша одежда нам понравилась. Все понятно?
– Что же не понять. То, что мы не знали о каком-то Крепыше из Сохо, особой роли не играет. Правильно?
– Приятно пообщаться с таким умным человеком. Кстати, откуда вы? Акцент у тебя какой-то странный.
– Я американец. А мой друг – француз из Канады. Но это лишние для вас знания. Джон, работаем? – с этими словами я сделал шаг в сторону.
Тут же раздался щелчок бойка, шлепок, и во лбу, видимо, Хриплого появился третий глаз, а из затылка брызнула кровавая взвесь. Бросаю трость и выхватываю метательный нож, закреплённый на запястье левой руки, в которой держу фонарь. Бросок в крайнего справа, удивлённо застывшего помоечника. Второй нож достать не успел, так как Буров закончил стрелять из-за того, что кончились цели.
– Фонарь погаси, – скомандовал я Бурову, проделывая такую же операцию со своей лампой Вольфа.
Наступила тишина, в которой слышалось только бульканье из пробитого горла представителя лондонского дна. Я стянул перчатки, расстегнул костюм и достал револьвер.
– Жди здесь, – шепнул напарнику и двинулся на выход. Выйдя из кессона, убедился, что кругом царит тишина, нарушаемая лишь плеском волн Темзы. Кроме нашей двухвесельной небольшой лодки, рядом был «припаркован» скифф. Никого на берегу и на набережной не было.
После этого началась грязная работа. Перетащили пять трупов в лодку помоечников, постоянно опасаясь появления кого-нибудь на реке, на берегу или на набережной. Перед тем как отчалить, вспорол трупам животы, чтобы они не всплыли раньше времени. Оттащили скифф подальше от берега, сбросили с него якорь, и я разрядил в дно лодки все патроны нагана, а потом мечом расковырял дыру побольше. Забрав весла со скиффа и дождавшись, когда лодка вместе с трупами погрузится в холодные воды Темзы, направились на баржу.
