– Дальше работаем по всем, кто рядом с ними, и уходим, – напряжённо произнёс я, одновременно беря на мушку грудь премьер-министра.
– Принято.
Я мягко потянул спусковой крючок.
* * *
Георг Пятый устало опустился в кресло. Вернувшись очень поздно из Виндзора, где всё-таки провели захоронение королевы Виктории и принца Уэльского, король, после того как уложил спать жену и детей в их покоях Букингемского дворца, прошёл в рабочий кабинет своей бабушки.
«Неужели этот ужасный день подходит к концу? Боже, как же страшно было. Эта бесшумная смерть, которая унесла жизни премьер-министра и множества членов Тайного совета. Девять убитых и трое раненых! По сравнению с количеством погибших во время взрыва Главного храма масонов немного, но это же были похороны! Какими же тварями надо быть, чтобы устроить такое?! – король сжал кулаки так, что побелели костяшки. – А какой позор перед царствующими домами Европы! И почему они расстреляли только британцев?»
Мысли, перемешиваясь с видениями прошедшего дня, мелькали в голове короля. Вот развороченные пулями грудь и голова маркиза Солсбери. Чемберлен, которого тяжело опознать из-за отсутствия половины черепа. Но это было потом. А сначала паника на улице, когда в давке пострадало немало людей. Сколько и как? Пока выясняется. Вот сидящий на земле Вильгельм Второй, которого кто-то из тех зевак, стоявших на тротуаре, сбил с ног. Дядя, герцог Коннаутский, пытающийся как-то оградить от мечущихся людей своих детей. Он сам, прижавший к груди жену, прильнул к катафалку, на котором везли гроб с останками отца. Хорошо, что хоть коней удержали и они не понесли.
– Ваше королевское величество, разрешите, – мысли Георга прервал личный секретарь королевы.
– Что ещё? – раздражённо произнёс король.
– Утром принесли посылку от покойного премьер-министра. В свете случившихся событий я подумал, что это, возможно, что-то важное, – с поклоном ответил старый слуга королевы.
– Это точно посылка от маркиза Солсбери? – спросил Георг, чувствуя, как какой-то страх начал охватывать его.
– Ваше королевское величество, я давно служу королевскому дому Великобритании, и мне прекрасно знакома печать премьер-министра, – с достоинством ответил секретарь.
– Хорошо, несите, – сдерживая нервную дрожь, произнёс король.
Вскоре перед Георгом на столе стояла, судя по очертаниям, шкатулка или что-то похожее, завернутое в ткань, зафиксированную блямбами сургуча с оттисками печати. Секретарь по взгляду короля, взяв со стола небольшой нож для вскрытия писем, взрезал ткань и достал, как и предполагалось, небольшой деревянный ящик. Откинув крышку и заглянув внутрь, секретарь в ужасе отшатнулся.
Георг, встав с кресла, посмотрел содержание посылки и без сил опустился назад.
Патрон, кинжал, динамитная шашка и пузырёк с какими-то кристаллами. И как довесок кусок бумаги, на котором изображён флаг Ирландского республиканского братства А могла быть просто бомба, которая взорвалась бы при вскрытии шкатулки. От этой мысли Георг почувствовал, как перед глазами поплыли предметы, и он потерял сознание.
Эпилог
– И когда наш герой решится сделать наконец-то предложение заждавшейся этого девушке? – подошедший ко мне уже коллежский асессор Бутягин, распушив усы, со смешинкой в глазах лукаво посмотрел на меня.
Я, наслаждавшийся на балконе свежим и морозным воздухом с Невы, шутливо и в то же время серьёзно ответил:
– Павел Васильевич, вы-то в курсе моей ситуации. Жених согласен, родители невесты согласны, осталось уговорить невесту. Я сегодня подготовил один сюрприз. Вот после него и сделаю предложение.
– Так чего ждём? Пойдёмте в зал к гостям, и там решительно делайте свой сюрприз, а потом предложение! Признаюсь, мы с Машей ждём этого с нетерпением.
– Вот придёт сюрприз, мы с ним на шесть вечера договорились, там всё и будет. А пока мне надо сосредоточиться.
– Всё понял. Я пошёл. Только лучше зайдите в комнату. Как бы не простыть. Обманчивая погода в апреле месяце, особенно в Петербурге.
Согласно кивнув головой, я вслед за Бутягиным вышел с балкона и затворил двери. Проводив глазами фигуру доктора, задумался, вспоминая события последних месяцев.
По похоронной процессии мы с Зарянским отстрелялись быстро, не затратив и сорока секунд. Сделав по семь-восемь выстрелов, быстро разобрали штуцеры, сложили в кофр Бурова и втроём вышли из квартиры, готовые в любой момент открыть огонь из наганов с глушителями.
Спустившись на первый этаж, вышли через черный ход, замок в двери Буров открыл заранее. А когда мы вышли во двор, аккуратно закрыл дверь, передав кофр Зарянскому. Гул на Виктории-стрит нарастал, даже раздались пара выстрелов, судя по всему, из револьвера, а мы в это время уходили по отработанному маршруту к Воксхолльскому мосту, по пути воспользовавшись ещё тремя сквозными подъездами домов. Неспешное путешествие в толчее по мосту.
Разыгранная сценка случайного столкновения между мною и Зарянским, в результате чего кофр с тремя штуцерами на глазах изумлённой публики улетел с моста в воду. Мы немного потаскали с Сергеем Владимировичем друг друга за грудки, пока Буров не растащил нас под смех и улюлюканье зевак-прохожих. После этого засели в одном из пабов рядом с вокзалом, где будущие пассажиры ожидали отправления поезда. Здесь к нам присоединился Горелов.
Потом была поездка до Саутгемптона, откуда на следующий день отправились на пароходе «Кайзер Вильгельм дер Гроссе», по прозвищу «Большой кайзер», в Гамбург. Этот четырехтрубный гигант длиной почти в двести метров осуществлял рейсы по маршруту Гамбург – Саутгемптон – Нью-Йорк и обратно, принимая на борт более одной тысячи семисот пассажиров. Данный маршрут в один конец судно проходило за шесть суток.
В общем, в течение восемнадцати часов, что судно шло до порта приписки в Германии, я чувствовал себя героем кинофильма «Титаник». Хорошо хоть, качка не ощущалась, и смог полюбоваться свинцовыми волнами и хмурым небом Северного моря. Потом поездом до Берлина, где уже по своим настоящим документам получили в нашем посольстве какой-то груз и, изображая дипкурьеров, добрались до Гатчины.
Это было одно из прикрытий нашей операции. Официально флигель-адъютант императора выехал в Европу, чтобы собрать информацию и получить секретные бумаги в посольствах для государя, а три агента секретной части были его охраной. Несколько натянуто, но для не искушенной тайными играми публики должно было прокатить. Тем более во время всей операции, пока не прибыли в Берлин, мы всегда были в гриме.
Честно говоря, когда возвращались обратно, всё чаще посещала меня мысль: «Попили вечером холодного молочка и сгорели за одну ночь в лихорадке». То, что совершила наша «четвёрка мушкетёров», тянуло не на один расстрел. В будущем исполнителей акции такого уровня стопроцентно ждала ликвидация. Там бы и Воронцова-Дашкова с Ширинкиным не пожалели бы. Но здесь и сейчас была у меня надежда на то, что у нового императора просто очень мало лично преданных ему людей. Все, кто его окружает, – это люди его отца.
