— А если и шагнет, — с неохотой убрав ладонь, сказала адептка. — Тебе что с того?
— О? — фейка наклонила вбок крохотную головку.
— Что ты получишь от моей смерти? — устало и зло выговорила Хэйт. — Допустим, я прыгну в пропасть. За сегодня я умирала пять раз, и это явно не предел. Разом больше, разом меньше — фиолетово. А вот ты будешь нарезать круги над уступом, потому что туда, где я возрожусь, тебе хода… то есть, лета, нет.
Фея принялась выделывать кульбиты в воздухе. Над пустотой. И поглядывать искоса, мол: и где, и когда?
— Иди ты, дурында, — отмахнулась адептка. — Испортила остатки настроения.
И раскинула руки, вроде как приготовившись сигать со скалы.
«В крайнем случае, будем считать это заменой прыжка с тарзанки, на который я в том году не решилась», — поглядывая искоса на замершую в воздухе фею, думала Хэйт.
— Скажешь, зачем тебе моя смерть — доставлю тебе радость, прыгну, — пообещала девушка «пиксельному отродью». — Ну же, информация за действие, честная сделка.
— Письмо, — обижено пискнула фея.
Летучее чудовище рассыпалось искрами, а свиток упал под ноги Хэйт.
— Никаких манер, — попеняла в пустоту адептка, поднимая послание.
«Ушастая, ты не исчезай с концами, а то я волнуюсь. Пиши, не пропадай», — адресовала ей Маська.
В первый раз за день Хэйт улыбнулась. Искренне.
Затем, вздохнув, развернулась к горе. Чтобы вернуться в мучильню.
Завтра там, в мире без сумасбродных фей, ей предстоял день иных испытаний. В некотором роде даже более сложных и изощренных, чем пыточные залы дроу. Ждала ее встреча с «милой женщиной».
Победить Архидемона, остановить нашествие Инферно или выдержать адскую боль ледяного зала — все это не шло ни в какое сравнение с часом беседы с одной, казалось бы, безобидной дамой.
Зная о грядущем, сосредоточиться на живописи девушке едва ли удалось бы, а чем раньше пройдет она «путь познания», тем скорее отмучается.
Тариша, завидев пришлую, кивком позвала за собой. По темным переходам в толще камня, скудно освещенным алыми негасимыми свечами — к преисподней. Ставшей, в принципе, уже привычной.
Второй уровень пассивного умения и достижения ей выпали (снова, что показательно, вместе) на девятом заходе в ледяной зал. С характеристиками было бедно — всего один раз поднялась выносливость. Но Хэйт, подобно сомнамбуле, раз за разом вставала из круга и шла на новое свидание со смертью. Ощущения уже не были столь острыми, как в начале, и с каждым разом боль как бы приглушалась, со временем став обыденной.
Боль притупилась, отступила на задний фон. Но не исчезла.
Тариша, оглядывая подопечную, все чаще позволяла себе что-то, слабо схожее с улыбкой.
Оборотной стороной медали же было то, что «визиты» в гибельные объятия холода становились все более затяжными.
— Тариша, а зачем идти к центру? — перед десятым посещением решила проявить любознательность Хэйт.
— Мерзлая стужа там сильнее всего, — ответила Бестия. — К грани подводит быстрее.
«К грани» для пришлой значило «к кругу». Воскрешающему.
Практичная дроу знала, похоже, цену времени.
— Ценные сведения, — усмехнулась адептка. — Буду иметь в виду.
…В этот день Хэйт умерла двадцать пять раз, вплотную подойдя к границе двадцать четвертого и двадцать третьего уровней. Стойкость подросла еще на «плюс один» и выносливость на «плюс два» — после второго уровня достижения система перестала радовать щедростью. Когда «слетал» двадцать пятый уровень выпала системка-предупреждение, что при возвращении утраченного уровня очки характеристик повторно начисляться не будут, что было очевидно и без напоминаний — разве что игрок, оказавшийся на ее месте, был бы дремучим нубом из Страны Дураков. Хэйт таковой не являлась.
То, что испытания Бестий скинут ее уровень до десятого (ниже нельзя), тоже становилось ясно, как день. Но уровни можно набрать по новой, пытки перетерпеть, а игнорирование с устойчивостью за красивые глаза ей разработчики не нарисуют. Решилась — иди до конца. Даже если конец равен могиле. Могила виртуальная, страдания — тоже. Вне Восхождения ей ничто не грозит, значит, «ограничитель» у нее только один — ее же сила воли. А с нею, Хэйт смела надеяться, дела обстояли недурственно.
«Но никто не требует от меня сделать все в один день».
— Выход, — прервала одним словом цепочку смертей и возрождений адептка.
Четыре пропущенных вызова и два сообщения — оставив модуль, Вероника первым делом проверила мобильник. Три звонка от Стаса, один — от Ани Потаповой. И по смс от каждого из них.
«Набери меня, есть предложение», — писал Стас.
«Белозерова, ты вообще человек?!» — вопрошала Анна.
Вероника окинула себя взглядом.
— И где логика? — пожав плечами, выбирая адресата первого сообщения для вызова; куратор ответил после первого же гудка.
— Стас, это Белозерова.
Пофамильное обращение (а попробуйте иначе, если в группе по две-три тезки случаются) преподавателя въелось, как говорится, в подкорку.
— Я нашел модель, — без проволок перешел к делу Стас. — Для задания, о котором, хотелось бы верить, ты не забыла.
— Это… — Вероника смешалась. — Здорово.
— Я тоже так считаю, — насмешливо продолжил мужчина. — Завтра в двенадцать за тобой заеду.
Вероника затрясла головой, не сразу сообразив, что собеседник ее не видит.
— Стоп-стоп-стоп, — несильно стукнув себя по лбу (дабы извилины лучше функционировали), притормозила она порыв куратора. — Любой день, кроме завтрашнего. Завтра — вообще никак.
— Хм, — немного тишины предшествовало новому предложению. — А вечером?
— А свет? — изумилась в ответ девушка.
— На месте решим, — отмел возражение куратор. — Так что? После восемнадцати устроит?
— Устроит, — сдалась Вероника.
Они коротенько сговорились о «контрольном» созвоне и времени, когда Стас ее заберет, и распрощались.
«Денек вырисовывается отнюдь не томный», — перемещаясь в сторону ванной, зябко ежилась Вероника. Ежилась и от предчувствий, и от проснувшейся (летом!) мерзлявости.
— Ничего, душ погорячее, чтоб пар валил, и кофе покрепче — отпустит, — решила девушка.
И прогадала. И душ, и махровый банный халат, и кофе — все испытанные средства дали промашку. Морозец, поселившийся в теле Вероники, не желал покидать пристанища.
«Я не занервничаю. Не дам ей власти над собой. Буду спокойной и холодной, как… стены ледяного зала. Буду льдинкой в нескончаемом танце мерзлой стужи», — увещевала себя Вероника следующим утром, одеваясь: пригодился костюм, забракованный два дня назад.
