Если набор характеристик «мирным» путем значительно замедлялся после пятидесятого уровня, то такой вот альтернативный метод продолжал быть действенным и после «полтинника'». Кроме того, имелась в игре линейка достижений за успехи в кулачных боях.
«А ведь и мне бы такая пассивочка не помешала», — подумала Хэйт, вспоминая о вложенных в силу и ловкость очках характеристик. «Заниматься мордобитием и пользу от этого получать — неплохо, неплохо».
— Если хотим успеть до заката, надо уже выдвигаться, — со вздохом сказала Маська.
Посиделки явно по душе пришлись гномочке.
Рэй кивнул, высыпал пяток золотых монет на стол, подозвал трактирщицу.
— Это за еду-питье и твои таланты, — кинжальщик широко улыбнулся женщине (наели они максимум на два золотых, так что надбавка «за таланты» была ощутимая). — А это от меня за музыку.
Золотой из пальцев Рэя перешел в ладонь трактирщицы.
Остальные, не сговариваясь, добавили каждый по монетке. Пела девушка и впрямь хорошо, заслужила благодарность.
Покидали трактир они вместе, но сразу же за дверью разделились: гнома повела Кена с Барби к портальным вратам Энтограда (отмечали победу в нем, а не в осаждаемой нежитью Крохтыни, добирались до города частично на лошадках, частично на телеге торговца посудой, к облегчению Барби и ее «топалок»), дабы обеспечить их в «родном» для Маськи горном форте четвероногими средствами передвижения; монах, прихватив Рэя и Хэйт, направился в храм Балеона. Что адептка, что убийца имели неплохие показатели репутации с орденом человеческого божества, потому взять их с собой Монк посчитал не лишним.
— Чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится идея с походом в храм, — Хэйт топала за Монком, который уверенно вел их по незнакомому (по крайней мере, для адептки) городу. — И спасибо, что не бросили меня в питейном заведении, а то я на столе бы и вырубилась.
— И долго не спишь? — с беспокойством в голосе уточнил Рэй.
Квартеронка махнула рукой.
— Лениво считать.
— Так иди и спи, мы не будем брать награду, пока ты не объявишься, — предложил Монк. — Не нужно таких жертв.
— Ох, бросьте, — поморщилась Хэйт. — Потом отосплюсь за все.
— Смотри сама, — пожал плечами убийца. — А что до визита к святошам, я также одобряю затею.
Монк, перевыполнивший за сегодня годовую норму по количеству произнесенных слов, не стал отмалчиваться.
— Не люблю топтаться на месте. Если вера их щит — под «их» подразумеваются, видимо, жители Крохтыни — то моей веры, или святости, или еще чего, название все же переводное и допускает разночтения, недостаточно. В Крохтыни храма нет. Поселение маленькое, по статусу не положено. Ближайшее святое место — хижина отшельника на утесе Веры. Отшельник много лет как мертв, а в хижине нет ничего, кроме соломенной подстилки, множества свечных огарков и пустого сундука, он нараспашку стоит. Нет, если в храме Балеона нам не помогут, я свожу вас к утесу, порыщем, я же мог что-то упустить. Но мне почему-то кажется, что помощи от живых жрецов искать лучше, чем от мертвого отшельника. Пришли.
Хэйт заслушалась и пропустила момент, когда они вывернули к храму, окруженному кипарисами.
«Мир мертвых в своем праве», — крутилась в ее голове фраза Глашатая. «А отшельник много лет мертв»…
Но сонный мозг не мог соединить эти две мысли, свести их воедино и сформулировать вывод.
— Недобрую весть принесли вы, — оглаживая безбородый подбородок, проговорил встретивший их жрец. — Нашествие нежити на мирное селение, столь близко от обители, и длится оно неведомо сколько, а узнает орден Балеона об этом от пришлых! Кто-то должен за это ответить.
— Несомненно, — Монк, как получатель задания, взял на себя и переговоры со священнослужителями. — Но прежде следует защитить мирных жителей. Верно?
В блеклых глазах жреца мелькнуло недовольство. Вообще, НПЦ вызывал отталкивающее впечатление: худой, лысый, ресницы и брови такие светлые, что казалось — их и нет вовсе, непропорционально длинные руки, тонкие, какие-то ломаные черты лица, фанатичный блеск в водянистых глазах… В игровой вселенной, полной красивых людей (эльфов, дроу, орков, гномов — нужное подчеркнуть), столь явная некрасивость довольно редка.
— Для защиты от еженощных нападений довольно и стражи. Закрытие врат из Мира Мертвых — вот в чем истинное спасение жителей. Однако по силам это деяние лишь одному из Вершителей, и только после того, как установлена будет причина открытия врат. Решено! Я свяжусь с Вершителем, но самое раннее, когда тот прибудет — это рассвет нового дня. С вами же отправится послушник, он станет глазами и ушами ордена в проклятом поселении. Повторите еще раз, что вы услышали от Глашатая Мира Мертвых?
— Три и один. Мир Мертвых в своем праве. Проклятие пало, — стараясь скопировать интонации баньши, озвучил Монк.
Руки жреца взметнулась, взор затуманися.
— Трое — виновны. Их следует искать среди живых. Один — обвинитель. Он в Мире Мертвых. Право — деяние виновных. Пока их не настигнет кара, врата будут открыты. Что до проклятия — им может быть что угодно. Фим! — оклик жреца застал врасплох пробегающего мимо послушника. — Идешь с этими пришлыми, не отходишь от них ни на шаг. Что видят они — должен увидеть ты. Что они слышат — ты должен услышать. Понял, Фим?
Парнишка лет пятнадцати на вид, черноволосый, низенький и плотный (комплекция наводила на мысль о грехе его бабки с гномом), остановился и закивал часто-часто.
— Мы поедем на лошадях, — вклинился в происходящее Рэй. — Юноше будет сложно поспевать за нами.
— Фим! — указательный палец жреца ткнулся в лоб послушника. — Ступай на конюшню, возьми коня. Скажешь, я велел.
— Но у меня нет навыка… — робко отозвался парень. — Езды верховой… Я…
— Скажешь, я велел обучить! — начал закипать жрец. — Ты еще здесь?!
Серая роба послушника мелькнула в воротах храма.
— Безопасность Фима обеспечивать придется нам? — снова встрял Рэй.
В ладони священнослужителя материализовался свиток.
— Передадите это письмо командиру стражи. Сохранить Фима живым и здоровым полностью в его интересах, ведь ордену предстоит поиск ответственных за умолчание о нападениях нежити. Идите же, мне предстоит множество дел!
Задание за всеми этими разговорами (в которые Хэйт не влезала, потому как боролась с сонливостью) не изменилось, но хоть какой-то просвет обозначился.
Зрелище, открывшееся Хэйт и сотоварищам по выходу из храма, чуть не заставило адептку повторить приседание Маськи в клумбу с пионами (клумба, подозрительно похожая на клумбу возле «Сладкой паприки», имелась). Низенький Фим в мешковатой робе сидел, ссутулившись, на боевом коне, который в холке достигал пары метров, одет (не Фим, конь) был в пластинчатые металлические конские латы, впрочем, глаза животного, броней неприкрытые, лучились таким недоумением, что впору было усомниться, кто разумнее из этой пары, лошадь или всадник.
