— В одну и ту же реку нельзя войти дважды
[13], - негромко обронила Барби.
— Не так и безрассудны мальки, — сверкнул синим глазом «их» непись. — Вы видели его: мы воплотили его волю, он лежит не в воде, камень и воздух подле него. Выбрать путь дозволено лишь единожды. Так ли велико ваше стремление к Граду, чтобы отринуть путь суши?
Ребята переглянулись, по очереди покачали головами. Заманчиво было, конечно: по сути, им сейчас предлагали смену расы, то, о чем они недавно фантазировали. Но слишком много привязок было на поверхности: и мануфактура Маськи, и класс необычный для Монка, да и Хэйт не хотелось терять ниточку связи с Бестиями. Рэй столько корпел над репутацией с орденом Балеона… Барби с Кеном, в свою очередь, были привязаны к Рэю дружбой «по ту сторону», ради вероятных «плюшек» вдвоем на дне они остаться не были готовы.
— Будьте гостями, сколько пожелаете, — одобрительно кивнул местный. — Надоест — вернетесь на сушу.
— Но прежде мы покажем клад, — снова вмешалась акула. — Мы услышали тебя, человек, но не тебе судить о заслугах и долге глубинных.
— А хотя бы одним глазком, издали, показать нам Град — можно? — сделала грустные глазки Мася.
— Пятерым из вас — да, — вплыла в столовую сирена, указала пальцем на квартеронку. — На нее мои песни не действуют.
«Да просто проходной двор какой-то», — мысленно возмутилась Хэйт.
— Секунду, — сказала она вслух. — Теперь действуют.
Она убрала из слота экипировки Талисман Забвения. Был риск, что синеволосая запоет их до смерти, пустит на пропитание рыбам, но оно того стоило. Они так к этому Граду рвались, что уплывать, не повидав его, было бы не передать как обидно.
Тем временем синевласка продолжила.
— Единожды глас мой перенесет вас к Граду Темных Вод: не телесно, но мысленно. Единожды дозволено вам будет приникнуть к разлому. Там принесшие клятву ни словом, ни делом, ни умыслом не раскрывать то, что явят вам Стражи, смогут получить дар. Между собой говорить о виденном дозволено, с теми, кто не касался дна Сиоли — запрещено. Каждому — своя явь, кто-то узрит образ прошлого, кто-то — тайное знание, кто-то заглянет в грядущее. Кто-то получит ответ на сокровенный вопрос. Но с той поры никто из вас, отказавшихся своей волей от предложенного дара глубин, не заплывет больше в воды Сиоли без крайней на то нужды. Вы — лишние тут, и солью своей будоражите неразумных. Рябь пустить по глади вод не можете вы, но и места вам среди нас — нет.
— Нами обещан клад, Хранительница, — с почтением склонила голову акула.
— Нами — гостеприимство, — подхватил хозяин дома.
— Два клада будет вынесено на поверхность, — непререкаемо ответила сирена. — Мы тревожим эхо сна Стражей, что несоизмеримо с двумя долгами.
— А Стражи, — там, где тушевались местные, орчанка не терялась. — Их имена случайно не Гидра, Дагон и Ктулху?
— Случайны и незначимы здесь лишь вы, — безэмоционально ответила дева. — И Стражей имена вам слышать ни к чему.
— Другие сухопутные, если согласятся принять дар глубин, смогут жить среди вас? — спросил Кен. — Они смогут попасть в Град?
— Это не в моей воле. Я пускала бы на соль любого сухопутного, дерзнувшего заплыть в Сиоли, но это, повторюсь, не в моей воле.
Хэйт встрепенулась: пусть на вопросы товарищей адекватных ответов сирена не дала, но и не спросить было бы глупо.
— Что значит фраза: «Воду хранят люди», если осколок Янтарного Сердца хранится в Граде?
Что удивительно, ей синеволосая ответила менее уклончиво, чем приятелям.
— Люди хранят тайну: те немногие из людей, что посвящены в нее. Воду хранит вода. Вода — есть мы.
— Что будет, если собрать все пять осколков? — заинтересованно прищурился Рэй: однажды он задавал этот вопрос магу Юффию, и тот от ответа ушел.
Жрец в храме Гарт-гара момент возможной сборки осколков тоже не обговаривал.
— Никчемышам это знание — что жабры водорослям, — после паузы еле слышно молвила дева, причем Хэйт показалось, что сказать та собиралась нечто иное, но передумала. — Вопросы иссякли?
Гномка, как школьница на уроке, подняла вверх правую руку.
— А налаживание взаимовыгодных торговых отношений считается крайней нуждой? Дяденьке вот интересны материалы, и мы могли бы их поставлять, обменивая на жемчуг или, например, водоросли.
Сирена отрицательно покачала головой, не тратя слов.
— Что означали знаки на тряпице, которой были укрыты мощи сухопутного там, где вы нас испытывали? — надо же: все, кроме Монка и думать забыли о той ветоши, а он — нет.
— В тишине упокоение, в тишине ужас, в тишине величие, в тишине тлен.
— Знаки практически не повторялись, — нахмурился монах, зацепившийся за повтор «тишины».
— Я сказала так, чтобы вы поняли. — подернула точеными плечами сирена. — Выведено там: упокоение, ужас, величие, тлен — тишина.
— Жизнеутверждающе, — фыркнула Барби.
— Да, — согласилась синеволосая. — Мне петь о Граде?
— Петь, — ответил за всех Рэй.
В пении сирены не было слов, это были чарующие переливы из одного звука в другой, и рождали они — магию. Помещение заволокло маревом: сначала проявляются в нем невысокие домики, вроде тех, что в деревне. Затем ввинчиваются в темноту башенки, похожие на сильно вытянутые вверх панцири улиток с открытыми проемами на разных уровнях. Чем дальше, тем причудливее становятся формы: округлое смешивается с острым, прямое с наклонным, приземистое с утонченным; на тончайших основаниях лежат широкие плиты, спиральное перетекает в ромбовидное. И все это неведомым образом соединяется в гармоничное целое: ажурные арки оттеняют бритвенную остроту башен, диковинные формы строений дополняются простыми террасами, углы и сферы не контрастируют, а уравновешиваются. Почти все выстроено из светящегося камня и ракушек, дома оплетены водорослями, вдоль улочек растут кораллы. И всюду — жизнь. Мельтешат стайки рыбешек, степенно выпускает пузыри воздуха на огромной террасе кит, прекрасные ундины водят хоровод вокруг тонкого шпиля, стремительно рассекают воду акулы и дельфины, на сфере, венчающей Л-образную башню, вяло шевелит щупальцами спрут, русалки и русалы играют в коралловой аллее… Хэйт не успела охватить всю картину, лишь малую ее часть, как видение сменилось: теперь она была не в воде, а в воздухе, в стремительном потоке встречного ветра, бьющего в лицо и разносящего счастливый смех — ее, Хэйт, смех. Ликующая песня ветра в бескрайней синеве. На ком (чем?) она летит, видение не показало, закрутив, выбросило — уже физически — на пляж у лазурного озера.
Рядом обнаружились приятели, ошалелыми взглядами осматривающие себя и округу. Адептка подозревала, что ее вид не менее ошарашенный.
