Она пошла с ним рядом.
Не в первый раз он вместе с братом «снимал» женщин. Они с Рамоном давно пришли к выводу, если уж они обречены быть «близнецами Советерре», то воспользуются по полной программе таким положением. Необычная привлекательная внешность в двойном размере, к тому же куча денег и известность означали, что поток самых прекрасных спутниц им обеспечен.
— Это правда? — спросила блондинка, наклонив к нему голову, чтобы он услышал. — То, что вы всегда одеваетесь одинаково, а не только сегодня?
— Да. — Анри терпеть не мог говорить о себе и еще больше о своей семье, но этот факт — безобидная пикантная подробность, так нравящаяся незнакомым людям.
А сегодня этот разговор еще и приятен. Ему приятно то, как шелковая прядь волос задевает ухо, приятны тепло и аромат английской розы, исходящий от этой женщины.
— Вообще‑то, когда один из нас надевает другую одежду, мы неизбежно проливаем на себя что‑нибудь, и приходится заново переодеваться.
— Вы шутите!
Он пожал плечами. Характеры у них с братом очень разные, они спорят и не соглашаются друг с другом, но часто говорят одновременно либо мыслят одинаково, и в конце концов приходят к одному и тому же результату. Когда Анри позвонил брату и предложил развлечься в Лондоне, вместо обычных Парижа или Мадрида, Рамон согласился. И вот они оба на открытии ночного клуба.
— Я… Синния Уитли. — Она протянула руку.
— Анри, — представился он. Ее рука была мягкой и теплой, несмотря на бледную кожу. И рукопожатие было крепким для женщины. Ему не хотелось отпускать ее, но она отняла руку.
— У вас телохранители? — Она посмотрела на его охранников: Ги следовал за ними, а Оскар уже вошел в комнату.
— Это всего лишь предосторожность.
Анри представился брюнетке, узнав, что ее зовут Вера Фиппс.
Пока Оскар осматривал комнату, Ги вынул телефон, чтобы отправить сообщение: запросить данные обеих дам.
Девушки показались Анри безобидными, разве что рассчитывали на тугие бумажники. Вера успела бросить на Синнию взгляд, говоривший не теряться и сорвать куш, когда появился официант, чтобы принять заказ.
Пройдя по комнате, Вера потрогала низкий диван, кресла, оценила размеры плазменного телевизора на стене и вышла на балкон, выходивший на Темзу. Быстро вернулась и взяла с кофейного столика подарочную сумку.
— О! Золотая! Внизу у всех серебряные. И эта больше. — Она гортанно рассмеялась и захлопала ресницами, выразительно глядя на Рамона. — Можно взглянуть?
Синния так открыто не флиртовала. Она скромно поблагодарила официанта, когда он налил им шампанского, и вышла на балкон, чтобы взглянуть на цветные круги, расплывавшиеся по воде, — посередине реки запустили пробную петарду.
Вечер был теплый и безветренный. Синния подняла лицо от искрящихся огоньков и посмотрела на звезды.
— Странно, что вы так долго оставались внизу, когда могли уединиться здесь, — сказала она подошедшему к ней Анри.
Что‑то непреодолимое тянуло его к этой женщине. Странно.
Внизу люди начали выходить из клуба в открытое фойе. Играла музыка. Рамон был любителем сборищ, а он предпочитал обстановку потише.
— Хорошо, что я там задержался, а иначе я бы вас не встретил, — сказал он.
Она еле слышно фыркнула. Большинство блондинок с голубыми глазами играют в беззащитную невинность. Но не Синния. Винтажная прическа придавала хрупкость ее лицу, но в четкой линии бровей угадывалась решительность, у нее внимательный взгляд из‑под опущенных ресниц, и она не таращится с восторженным интересом.
Ему нравились эти знаки уверенности и внутренней силы. Любопытство его разыгралось.
— То, как вы оба себя ведете, похоже на хорошо смазанный механизм.
Анри подождал, чтобы официант поставил на стеклянный стол блюдо с канапе и ушел.
— Я считаю, что вы с подругой делаете то же самое, — заметил он.
Голубые глаза сверкнули. В номере раздавался смех Веры — ее развеселило что‑то сказанное Рамоном. Эта парочка отлично ладила, и дальнейший ход был предрешен. Синния поджала губы.
— Не можете этого отрицать? — поддел ее Анри.
— Вы сами подошли к нам, — с досадой напомнила ему она.
— Я уловил приглашение.
— Я вовсе не собиралась рассматривать вас в упор. — Синния, задрав подбородок, смотрела на вид, открывавшийся с балкона.
Вообще‑то, она не просто на него посмотрела — она ему улыбнулась.
Она прелестна. Бахрома на груди заколыхалась, когда она в негодовании выдохнула, и щеки наверняка порозовели. Жаль, что этого не видно из‑за слабого освещения. Анри был очарован.
— Не думаю, что я первая, кого разбирало любопытство, глядя на вас с братом. Вы весьма привлекательны. — Улыбка у нее прелестная, а пронзительные голубые глаза цветом напоминают ликер «Блю Кюрасао» — как раз в этот момент полоска света снизу от петарды упала ей на лицо.
Красота этой девушки его затронула. И дело не в косметике — она почти ничем не пользуется. Глаза подведены совсем чуть‑чуть и никаких накладных ресниц. На веках едва заметные голубые блестки. Больше ничего из макияжа он не заметил. Кожа чистая, кремовая.
— Вы абсолютно уверены, что именно я обернулся к вам? Потому что, как правило, у людей уходят месяцы, даже годы, чтобы нас различать. — Легко только тем, кто знал, что Анри левша, в отличие от Рамона, или что Анри в раздражении говорил по‑французски, а Рамон по‑испански. Но эти детали мало кто знал.
— Вы удивительно похожи, но… — Она оглянулась на Рамона и Веру. Рамон слушал неумеренные восторги Веры по поводу содержимого подарочной сумки.
Анри воспользовался тем, что Синния смотрит на вспышки фейерверка, и проверил сообщения на телефоне. То, о чем он уже догадался, подтвердилось. Ее мать из аристократического семейства, давно разорившегося. Синния работает в богатой фирме по управлению имуществом и на веб‑сайте числится интерном. Ясно — налить и принести кофе. Значит, единственный риск от общения с Синнией Уитли — финансовый, а это он вполне может себе позволить.
Анри убрал телефон и с недовольством отметил, что она все еще смотрит на его брата, сдвинув брови.
— Итак, что же это за «но»? — Он приблизился к ней, чтобы его было слышно за звуками музыки снизу.
— Я не знаю. Я не верю во всякие ауры, но… Не важно. — Она смутилась.
Неужели она почувствовала что‑то сексуальное?
— Это интересно. — Раздражение и недовольство исчезло, появилось притяжение… сильное. Анри облокотился о перила, чтобы быть к ней ближе. Она божественно пахнет… розами, тропическими фруктами и еще чем‑то земным, от всего этого он заводится.