– Ну, в деревне есть по меньшей мере один монах, – заметила Юмеко. – Он наверняка провел все необходимые ритуалы, как думаешь?
Я слегка нахмурился и посмотрел на нее.
– Какой еще монах?
– Ну, он был рядом с домом главы деревни, когда мы только прибыли, а потом у дороги, неподалеку отсюда. Ты разве его не видел?
– Нет. – Не то чтобы я сомневался в ее словах. Истории с кодама и камаитати показали, что Юмеко хорошо видит мир духов. Даже лучше меня. Я остро чувствовал присутствие демонов и ёкаев, но мои способности проявлялись благодаря влиянию Камигороши и ненасытной кровожадности Хакаимоно, который всегда предупреждал меня об их приближении. А поскольку юрэи демона совсем не интересовали, присутствие призраков я чувствовал хуже, если только они не были сильными и по-настоящему опасными.
– Да был там монах, – упрямо повторила Юмеко. – В черных одеждах, соломенной шляпе и с посохом с железными кольцами, которые позвякивали на ходу. – Она задумчиво помолчала, а потом спросила: – А может, он и есть юрэй, обитающий в деревне, и потому все ведут себя так странно?
– Возможно. – Раскусить призраков было гораздо сложнее, чем демонов. Обычно ими занимались священники или колдуны-оммёдзи, которые либо изгоняли духов, либо убеждали их покинуть заселенное место. Клан еще ни разу не поручал мне убийство юрэя; никто не знал наверняка, что происходит с существами, убитыми Камигороши – перерождаются ли они или вовсе прекращают свое существование. Одна мысль о том, чтобы уничтожить навсегда и без остатка человеческую душу, казалась жуткой и крамольной даже представителям клана Каге, и потому рисковать они не решались. Демонов и ёкаев я мог убивать толпами, но нападать на призраков мне запрещалось, если только они не представляли угрозы для жизни.
Юмеко вздохнула.
– Кажется, сегодня мне выспаться так и не удастся.
Мы вернулись в домик. Едва мы переступили через порог, как нас оглушил громкий храп. Ронин крепко спал на грубых досках у огня, приобняв бутылку с саке. Юмеко покачала головой, перешагнула через ронина и направилась к одному из соломенных матрасов, лежащему в углу. Я сел у порога, снял с пояса ножны и положил меч на колени. Юмеко свернулась на матрасе и натянула потрепанное одеяло до самых глаз, внимательно наблюдая за мной.
– Тацуми-сан? – позвала она меня после того, как мы несколько минут молча слушали храп ронина. Тело, растянувшееся у огня, кашлянуло и перевернулось на спину, на мгновение затихнув.
– М-м-м? – глухо промычал я.
– Я… рада, что ты здесь, – проговорила она из-под одеяла, глядя на меня черными сияющими глазами. – Знаю, наш путь очень опасен, но мне куда спокойнее от мысли, что ты рядом. Одна я ни за что не смогла бы заснуть в деревне, населенной призраками! Так что спасибо… за то, что остался.
Почему-то от этих слов внутри у меня все сжалось – сам не знаю почему.
– Но мы ведь оба дали обещание, – напомнил я. – Ты обещала отвести меня в храм Стального Пера, а я – защищать тебя по пути. Моя цель – свиток, не более.
– Да, знаю. – Во мраке гостевого дома ее голос прозвучал мягко и тихо. – Но я все равно очень рада, что ты решил остаться. Я… – Она прикрыла рот ладонью, зевнула и продолжила: – Я, наверное, даже усну сегодня. Потому что знаю, что ты рядом. – Она поморщилась, когда со стороны очага вновь послышался громкий храп. – Если, конечно, этот дуралей Окамэ меня не разбудит. Доброй ночи, Тацуми-сан.
Я ничего не ответил. Вскоре ее дыхание замедлилось, и она погрузилась в сон.
На мгновение поддавшись своей тайной симпатии, я, вдали от осуждающих глаз, украдкой посмотрел на Юмеко. Ее бледная кожа, казалось, сияла в свете луны, пробивавшемся сквозь решетчатые окна, а волосы чернильным покрывалом лежали на плечах и спине. Юмеко дышала спокойно и размеренно, ее лицо во сне было таким же беззащитным, как и наяву. На глаза ей упала черная как смоль прядь, и мне вдруг нестерпимо захотелось ее убрать.
Меня накрыло волной отвращения, и я отвернулся, сжав ладонь в кулак. Почему в последнее время я вечно отвлекаюсь? Моя задача состояла в том, чтобы любой ценой заполучить свиток и вернуть его госпоже Ханшу, – и мне прекрасно было это известно. И вот до чего я докатился: сижу тут с девчонкой и неотесанным ронином, пообещав, что никуда не уйду.
На миг внутри вспыхнули сомнения. Моя бдительность ослабела, и отвращение превратилось в обжигающую, нестерпимую ярость. Меня переполнило невыносимое желание зарезать моих бесполезных спутников, убить их во сне, а потом смотреть, как их кровь заливает пол и шипит в жаровне.
Я бесшумно поднялся и шагнул в комнату, схватив рукоять меча. Моя тень упала на мирно спавшую девушку. Глядя на ее шею, такую беззащитную и уязвимую в лунном свете, я подумал о том, как легко будет воплотить свой замысел. Никто из моих спутников даже не поймет, что умер, пока не проснется в виде юрэя или пока не очнется в загробном мире. Зато я смогу спокойно продолжить поиски свитка. Я вполне мог найти его и без девчонки, да и держать данное слово мне было ни к чему. Я был убийцей демонов Каге и лучшим шиноби Клана Тени. Честь и людские жизни не значили для меня ровным счетом ничего.
Пальцы крепче сжали рукоять меча, и я начал медленно вынимать его из ножен.
– Нет, Хакаимоно! Довольно!
Наконец вернув себе власть над Хакаимоно, я спрятал меч в ножны и отскочил от спящей девушки. Пошатываясь, я вышел из комнаты, прижал ладонь к лицу, тяжело дыша и силясь очистить сознание от гнева и кровожадности. Не желая сдаваться, Хакаимоно отчаянно боролся со мной, ярость и жажда насилия пульсировали в моих венах. Закрыв глаза, я припомнил мантру, которой меня учил сенсей, и монотонно прочел ее про себя, будто сутру.
Будь ничем. Ты не человек; ты – оружие. А оружие ничего не чувствует. Оружие не испытывает эмоций, они не мешают ему, не замедляют его. Ничего не чувствуй. Ни о чем не жалей. Ты всего лишь тень, пустая и бездушная. Ты ничто.
– Я ничто, – прошептал я и почувствовал, как Хакаимоно пропадает из моего сознания. – Я лишь оружие в руках Каге. Я не предам их и ни за что не провалю свою миссию.
К тому моменту, когда я открыл глаза, я уже полностью себя контролировал. Злость, смущение и сомнения покинули мое тело – остался только холодный разум. Нельзя было терять бдительность, нельзя было отвлекаться ни на что и ни на кого. Да, жажда битвы в Хакаимоно временно погасла, но стала жутким напоминанием о том, что стоит на кону. Я вовремя остановился, но если бы меч вкусил крови, я мог бы перерезать всю деревню ради удовлетворения демонской приходи, начиная с девушки, которую обещал защищать.
Юмеко. Я сощурился. Юмеко отвлекала меня от цели, интриговала, смущала, вызывала чувство опасности. Я и сам не понимал, почему она вызывает во мне такие сильные эмоции, но дальше так продолжаться не могло. Хакаимоно выигрывал время, окутывал меня ложным чувством безопасности, чтобы в конце концов поработить меня. И ведь у него почти получилось! Нельзя допустить, чтобы это произошло еще раз.
