То же самое произошло и в Италии. Тосканское наречие Lettere familiari, «Частной переписки», Аннибале Каро, изданной в 1572—1575 годах, было принято всеми итальянскими печатниками и таким образом возобладало над конкуренцией со стороны римского, неаполитанского, ломбардского и других итальянских диалектов.
Однако эта общая тенденция к стандартизации никогда не могла утолить пыл благонамеренных реформаторов орфографии. Их стремление к недостижимой цели фонетического письма и фонетической печати зародилось в начале XVI века. Триссино в 1524 году рекомендовал добавить в латинский алфавит некоторые греческие буквы, которые бы показывали различие между открытыми и закрытыми гласными, например о и ®. Большего успеха он добился в своих попытках убедить печатников согласиться на его чрезвычайно разумное предложение: использовать i и u для гласных, а j и v – для согласных, как с тех пор стало общепринятым.
Во Франции Робер Этьенн в 1530-х годах закрепил употребление акута, грависа и апострофа (например, i’auray aime вместо прежнего iauray aime). Французские филологи сожалеют, что он не был смелее в своих нововведениях. Но Этьенну был присущ естественный для типографа консерватизм, и он не доверял модернизаторам, таким как Луи Мегре (1542), Жак Пелетье (1550) и Онора Рамбо (1578), которые предлагали конкурирующие реформы фонетического написания. В Англии «История пчел» Чарльза Батлера (Оксфорд, 1634) была первой книгой, которая отвергла Кекстона.
Фундаментальная ошибка всех реформаторов правописания, как однажды указал сэр Алан Герберт в парламенте, заключается в том, что, по их мнению, «функция печатного или рукописного слова заключается в том, чтобы представлять устное слово. Между тем истинная функция печатного или рукописного слова, несомненно, состоит в том, чтобы передавать значение, причем передавать его как можно большему числу людей».
Все попытки основательной реформы правописания обречены на провал, поскольку их инициаторы пренебрегают самым мощным консервативным фактором – печатником. Можно с уверенностью предсказать, что «Правила» Хораса Харта для наборщиков переживут планы и буклеты «Общества упрощенного правописания». Газету «Таймс», хотя она и напечатана на языке, на котором говорит король Генрих VIII, могут прочитать и понять миллионы людей, чье произношение варьируется от пиджин-инглиша, американского и кокни до шотландского и королевского английского.
Печатник и издатель
Центральной фигурой раннего книжного производства был печатник. Он нанимал гравера, чтобы тот специально для него вырезал пуансоны, и заказывал литеры в местной литейной мастерской; он отбирал рукописи для печати и редактировал их; он определял число экземпляров; он продавал книги своим клиентам; и все счета проходили через его бухгалтерские книги, если он, конечно, их вел. И если печатник не выполнял все эти функции лично, то именно он находил финансы, нанимал редактора и организовывал распространение через своих агентов.
Только производители бумаги и переплетчики с самого начала и до настоящего времени сохранили свою независимость: их ремесло уходило во времена рукописных книг, и их технические навыки и опыт были предоставлены в распоряжение печатникам, что спасло тех от необходимости идти на вложения капитала и дорогостоящие эксперименты.
Ситуация постепенно менялась в сторону того, чтобы двигателем книжного производства стал издатель. Именно он выбирает писателя и книгу – причем часто сам первым поднимает какую-то тему и заказывает ее автору; он выбирает печатника и в большинстве случаев даже шрифт и бумагу; он устанавливает цену на книги; он организует каналы распространения. Фактически печатник в глазах общества превратился в простой придаток издателя; ни один из десяти тысяч читателей издательства Penguin Books, вероятно, ни разу в жизни не обратил внимания на выходные данные книги.
Сложность сочетания в одном лице ролей печатника, редактора, издателя и книготорговца сама по себе уже достаточно велика, чтобы постепенно прийти к разделению функций, тем более что даже в самом начале люди больше сосредоточивались на каком-то отдельном аспекте своего дела исходя из личных склонностей. Уже Петер Шёффер, которого главным образом интересовало типографское дело, нанимал корректоров, и один из них с благодарностью говорит о щедром вознаграждении за эту работу. Три немецких типографа, приглашенные Парижским университетом в 1470 году, привезли с собой трех немецких корректоров, а через несколько лет среди этих специалистов в Париже появляется и первый британский корректор Дэвид Локс из Эдинбурга.
Следовательно, уже очень рано должна была зародиться мысль о преимуществах учреждения издательских компаний, в которых авторы или редакторы, предприниматели и типографы объединили бы свои знания, деньги и практический опыт. Первые два предприятия подобного рода особенно примечательны тем, что партнеры предусмотрели четкий план публикаций. В 1472 году в Милане священник, школьный учитель, профессор, юрист, врач и печатник создали такую издательскую компанию. Ее участники не только финансировали типографию, но и составили комитет по выработке политики, который принимал решение о выборе книг для публикации и устанавливал на них цены.
В 1475 году в Перудже состоялось грандиозное начинание подобного же рода. Якоб Лангенбек, сын бургомистра ганзейского города Букстехуде и профессор богословия в Сапиенца-Веккье, задумал опубликовать первое издание свода римского гражданского права. С этой целью Лангенбек организовал фирму вместе с представителем правящего семейства Перуджи Бальони – а созданное ими царство террора не могло не сделать подобную перестраховку весьма желательной, – пуансонистом из Ульма, печатником Штефаном Арндесом из Гамбурга и университетским педелем, уроженцем Рейнлайнда, который должен был продавать изданные фирмой книги преподавателям и студентам. Брат Лангенбека Герман, профессор гражданского права и вице-канцлер Грайфсвальдского университета, должен был присоединиться к фирме в качестве редактора. Но когда он прибыл в Перуджу, оказалось, что Якоб умер, и амбициозное предприятие обанкротилось и завершилось судебными процессами, а его единственным ощутимым результатом стали Старые Дигесты и первая часть Пандектов. Два партнера, однако, в будущем сумели добиться многого: доктор Герман Лангенбек стал бургомистром Гамбурга (1482—1517) и благодаря своему Кодексу морского права (1497) и комментариям к Муниципальному праву Гамбурга – создателем ганзейской юриспруденции; а Штефан Арндес стал ведущим печатником нижненемецких и датских областей с центром в Любеке.
Поскольку большинство первопечатников были людьми скромного положения и небольших средств, о них сохранилось очень мало биографических данных, которые не позволяют делать обобщений относительно их личного состояния, но все же складывается такое впечатление, что лишь немногим удалось превратить книжное производство в выгодное предприятие. Однако те немногие, кто добился уверенного коммерческого успеха, обязаны своим процветанием, если и не всегда своей славой у потомков, издательской деятельности, а не типографским достижениям.
Большинство ранних печатников, включая и самого Гутенберга, по-видимому, были лучшими типографами, чем бизнесменами. Отсутствие у них коммерческого успеха, вероятно, объясняется тем, что они не сумели осознать главную дилемму издательского дела, а именно что каждая публикация требует предварительных затрат значительных финансовых средств при медленном товарообороте, если таковой вообще имеется. А если они ее и осознали, то в большинстве своем, включая самого Гутенберга, не смогли обеспечить необходимый капитал. Те немногие печатники-издатели, которые имели возможность вкладывать большие суммы и сводить концы с концами в течение периода ожидания, окупали вложенные средства, что подтверждают фирмы Шёффера, Амербаха-Фробена, Мануция и Кобергера.
