Исчезновение пиратских изданий в огромной степени повлияло на расчет цен книг. До той поры издатели говорили: «Книги стоят дорого, потому что их воруют, а воруют их потому, что они стоят дорого». Соглашения о цене, такие как заключенные немецкой ассоциацией в 1887 году и английской в 1899 году, спасли книготорговцев от обесценивания книг и вытеснения из бизнеса из-за беспринципных охотников за наживой, дали некоторые гарантии честным издателям, а также обеспечили авторам честную долю в прибыли.
Вместе с тем нужно признать, что читающая публика все же извлекала некоторые преимущества из продажи пиратских книг. Дешевизна пиратских изданий многих подвигла к тому, чтобы купить книги, оригинальное издание которых было бы им не по карману. Оригинальное издание Oeuvres du Philosophe de Sans-souci, «Сочинения философа из Сан-Суси» (то есть короля Пруссии Фридриха Великого), например, стоило 27 флоринов; пиратское же издание, опубликованное почти одновременно, продавалось всего за 12 флоринов. Издатели, естественно, хотели оставить себе «право» печатать с авторского «экземпляра» и владеть им вечно. Публика точно так же хотела дешевых книг. В Британии вопрос был решен в основном благодаря предприимчивости шотландцев. Александр Дональдсон из Эдинбурга первым показал путь, взломав тесный круг лондонских книготорговцев, а за ним последовал Джон Белл из Британской библиотеки. Технические новшества в печатной отрасли, появившиеся в начале XVIII – конце XIX века, и резкое увеличение числа читателей на протяжении всего XIX и XX столетий, создали возможность издавать книги крупными тиражами по низким ценам. Этот процесс продолжался до тех пор, пока не разразилась Первая мировая война, когда из-за налогов, инфляции, а вслед за ними и повышения цен на сырье и зарплат повернули тенденцию вспять.
Стабильность и респектабельность, которых отдельные издатели и издательская отрасль в целом достигли во второй половине XX века, повлияли на отношения между авторами и издателями. Все чаще авторы издавались одной и той же фирмой, а фирмы все чаще считали «своих» авторов неотъемлемой частью бизнеса. Правда, встречаются примеры из прошлого, когда автор предпочитал одного издателя другому, часто по соображениям личной дружбы, как между Эразмом и Фробеном, или когда издатель помогал своему автору пережить трудные времена. Но, как правило, между ними преобладал скрытый, а иногда и явный антагонизм, и отношения взаимного доверия и дружелюбия, ныне ставшие нормой, можно сказать, сложились сравнительно недавно. Всерьез ли Томас Кэмпбелл как-то раз поднял бокал за Наполеона, так как император приказал отдать одного издателя под военный трибунал и расстрелять? А Байрон подарил Джону Марри Библию с шутливым парафразом на Ин., 18: 40 «Варавва же был издатель»
[27], а потом оправдался (если требовались оправдания), адресовав ему такие строки:
To thee, with hope and terror dumb.
The unfledged MS authors come;
Thou printest all – and sellest some —
Уолтер Сэвидж Лэндор со своим непокорным гением установил настоящий рекорд всех времен, доверив издание своих книг как минимум двадцати восьми разным издателям за период с 1795 по 1863 год. Однако гораздо чаще встречается ситуация, когда автор не просто продолжает сотрудничать с одним и тем же издателем, но и их деловые отношения превращаются в личную дружбу на многие годы. История любой издательской фирмы полна таких примеров.
Удачное сочетание деловой хватки и хорошего вкуса привело к возрождению издательских эмблем в середине XIX века. К тому времени этот фирменный знак качества, с гордостью введенный еще Петером Шёффером, совсем вышел из употребления. В Англии Закон об авторском праве 1709 года сделал его излишним, поскольку давал лучшую защиту правам собственности производителя книги, нежели та, какую обеспечивала простая демонстрация юридически не защищенной торговой марки. Кроме того, смещение акцента с печатника на издателя препятствовало какому-либо особому упоминанию о роли печатника в кинопроизводстве. Сами издатели не проявляли интереса к тому, что они, будучи детьми эпохи рационализма, вероятно, считали бессмысленным пережитком менее просвещенных времен, а конгеры были слишком слабо организованы, чтобы придумывать для себя корпоративные эмблемы.
Считается, что вновь ввел эмблему печатника Чарльз Уиттингем-младший, племянник основателя «Чизик-пресс», около 1850 года. Идею поддержали Р. и Р. Кларк из Эдинбурга, Т. и А. Констебл и Уильям Моррис, чью первую публикацию фактически напечатали для него в «Чизик-пресс» в 1889 году. Причина этого возвращения к старому обычаю была не столь эстетическая, сколько экономическая. Эмблема должна была выполнять как типографскую, так и рекламную функцию. Вскоре издатели придумали для себя собственные эмблемы. Парусник у «Инзел-Ферлаг», Прекрасная дикарка у «Кассел & Ко.», фонтан у «Коллинз», пингвин, пеликан и тупик у «Пенгуин букс», бесспорно, врезались в память миллионов читателей. Удивительно, что столь многие английские издатели по-прежнему не хотят воспользоваться этим простым и запоминающимся приемом коммерческой геральдики, а некоторые пользуются им лишь изредка, притом что практически все немецкие издатели демонстрируют свой «флаг» на каждой своей книге.
Трудно, если не невозможно, рассчитать экономическую значимость издательской деятельности как таковой. Собственно печатники, наборщики, словолитчики, корректоры, издатели, продавцы книг, писчебумажной продукции и канцелярских товаров, литературные агенты, переплетчики и многие другие профессионалы стали практически независимы друг от друга. Нужно добавить сюда огромное число авторов от неутомимого писаки, выдающего дешевую бульварщину, до человека, который время от времени пишет в редакцию провинциальной газеты, сотрудников рекламных агентств и представителей множества других профессий, чтобы составить более или менее полную картину о всех тех, кто связан с печатным делом. Среди них нельзя забыть и о торговцах «макулатурой», которым Джон Дантон, автор Religio Bibliopolae, «Религии книготорговца» (1728), продал «сотни неразрезанных книг, о которых мои друзья забыли меня спросить».
В 1724 году, то есть через поколение после истечения срока действия Закона о лицензировании, в Англии насчитывалось 103 профессиональных печатника; из них 75 находились в Лондоне и 28 в провинциях. В 1785 году в Лондоне насчитывалось 124 типографии, а к 1808 году их число возросло до 216. С этого времени статистика уже не дает правдивой картины. С одной стороны, среди печатников началась такая специализация, которой никогда не было прежде. Газетные наборщики первыми отделились от наборщиков книг и мелких печатных материалов: многочисленные фирмы работали в какой-то конкретной сфере, например печатали для театров, железных дорог, занимались цветной печатью или юридическими книгами и так далее. Таким образом, небольшие типографии могли удержаться на плаву в какой-то отдельной области. С другой стороны, широкое распространение книгоиздания способствовало появлению крупных фирм, которые имели в своем распоряжении капитал, необходимый для установки сложного оборудования, и старые типографы в какой-то степени стали частью «управленческой» структуры современной экономики.
