Они с каменными лицами поднялись по мраморной лестнице Адмиралтейства, оставив во флигеле Катберта с Планкветтом, и отправились, как было велено, к Землевладельцу Снаргейлу.
Его кабинет украшали картины, изображавшие корабли, модели современных судов и их части — штурвал, флаг, канат, завязанный морским узлом.
Навстречу гостям поднялся Снаргейл в белом парике.
Рядом с этим человеком Артия всегда чувствовала себя неловко, несмотря на его благородство по отношению к ней и несомненную симпатию к Феликсу. Высокий парик говорил о властности, не терпящей возражений. Землевладелец напоминал Артии ненавистного отца.
— Как хорошо, что вы пришли, — сказал Снаргейл, заключив Феликса в объятия и пожав руку Артии. — В такую погоду… «Таймс» называет ее «Синеиндейским летом». К тому же в городе полным-полно…
— Пиратов, — холодным голосом закончил за него Феликс.
Снаргейл улыбнулся.
— Живите, Феликс, и дайте жить другим. Это временное помешательство. Оно пройдет.
— Вы размякли, сэр, я помню времена, когда вам была ненавистна сама мысль о пиратах.
Снаргейл поднял брови. А про себя решил: «Ага, видно, они из-за этого ссорились. Что ж, я не очень-то удивлен».
— Настоящих пиратов я до сих пор ненавижу. Но нам обоим, и вам, и мне, известно, что далеко не все из них порочны. А наши ландонцы просто устроили маскарад. К тому же город взбудоражен из-за войны. В людях жила надежда, что франкоспанцы поведут себя по-другому. Но, конечно, двадцать лет успеха нашей Революции поставили монархию Бурбонов под угрозу. Их народ, как раньше ангелийцы, до сих пор угнетен несправедливой властью, и в стране ширится число противников франкоспанского короля. А его величество мечтает проучить нас, чтобы мы не смели вдохновлять франкоспанцев на революцию. И, естественно, мы должны позаботиться о том, чтобы королевский план не увенчался успехом.
— Если вы так считаете, сэр, — сказал Феликс.
— А вы так не считаете, мой мальчик?
Феликс бросил на Снаргейла унылый взгляд.
— Простите меня, но любая война несет разрушения, несчастья и смерть. Я предпочитаю другие средства решения проблем.
— И что же ты предложил бы, Феликс? — ледяным тоном спросила Артия. — Мы сдадимся и станем еще одной завоеванной страной, как Спания? Ни за что.
Снаргейл сказал:
— Рад, что Артия согласна со мной. Это позволяет мне перейти ближе к делу. Ваша команда уже здесь — в полном составе, за исключением мистера Вумса и мистера Честного, но их мы еще разыщем.
— Выкладывайте, — нетерпеливо сказала Артия.
Феликс покосился на нее. До чего же она хороша! Смелая, уверенная, готовая к бою. От нее словно исходит сияние.
Снаргейл кивнул.
— В письме я не раскрыл своих истинных целей, но вы, видимо, и так о них догадались. Вы были пираткой, Артия Стреллби, причем весьма изобретательной и хитроумной. Вы грабили и захватывали любые корабли, какие вам понравятся. Естественно, ваша деятельность являлась противозаконной. Она чуть не привела вас на виселицу, и только ваша безупречная репутация и тот факт, что вы, будучи капитаном, не совершили ни одного убийства, вкупе с чрезвычайным мужеством и здравомыслием вашего мужа, спасли вам жизнь и способствовали помилованию.
Артия нахмурилась. В эту минуту ей совсем не хотелось слышать о добродетелях своего мужа. Но Снаргейл продолжал:
— Теперь Ангелия, в свою очередь, обращается с просьбой к вам, Артия. Республика просит вас опять стать пиратом. Но на сей раз действовать в рамках закона, под официальным званием капера. Вы получите корабль с полной командой. Однако вы должны будете искать только одну добычу. Франкоспанские суда. — Снаргейл помолчал. На ее лице, отстраненном и настороженном, ничего нельзя было прочитать. Удивительная девушка! — Множество капитанов уже приняли подобное предложение. Но предприятие это рискованное, опасное, и вам понадобятся весь ваш ум и везение. И даже при самом удачном стечении обстоятельств вы все-таки можете погибнуть в истерзанных войной морях. Эта игра даже опаснее, чем та, которую вы вели раньше. Подумайте над моими словами. Сегодня вечером устроим тихий ужин в тесном кругу — с вами и вашей первой командой. На досуге обсудите с ними мое предложение. До полуночи вы должны либо принять его, либо отказаться.
Первым заговорил Феликс. Он хрипло спросил:
— А если она откажется?
— Мы просто забудем об этом разговоре.
И Снаргейл увидел, как Феликс отвернулся. В его синих глазах застыли слезы ярости. Все знали, хотя никто не произнес этого вслух, что Артия скорее превратится в лебедя, чем откажется.
2. Разбитые корабли, верные сердца
Река в Четтеринге была широкая и зеленая. В вечернем небе сновали чайки, их пронзительные крики напоминали о близости моря. Вдоль правого, южного, берега тянулись Республиканские Верфи. Над чистыми, аккуратными скелетами недостроенных кораблей реяли разноцветные флаги, суетились люди, звенел перестук молотков. А на левом, северном, берегу, укутанном в мрачную черноту высоких сараев, расположилось судовое кладбище. На южном берегу корабли рождались, на северном — заканчивали свой путь. И шум отсюда доносился неприятный — хруст и треск ломающегося дерева. К небу густыми клубами поднимался дым от костров. Иногда с берега на берег переправлялись лодки. С корабля, приговоренного к уничтожению, снимались детали, пригодные для оснащения нового судна.
На палубе парового буксира, вытирая слезы, стоял Эйри О'Ши.
— О, какой позор — пустить на дрова славный корабль, в котором билось сердце из дуба! У меня у самого сердце рвется на части.
— Полно, полно, Эйри, — утешал его Вускери. — Выше нос.
— Ну уж нет! Печальная судьба постигла наш доблестный «Незваный гость». Взвился к небу в клубах дыма, и нету его. А ведь он был даже не старым, — оскорбленно добавил Эйри. — На пике славы!
— Он был пиратским кораблем, — вздохнул Питер. — Потому его и сломали. Приговорили к смерти — как нас. Только его…
— Тише, она идет сюда, — проговорил Дирк.
По палубе широким шагом расхаживала Артия. Ее взгляд скользнул по уцелевшей части команды.
— Почему вы плачете, мистер О'Ши?
Эйри высморкался в большой лиловый платок и указал на левый берег.
— Ни один корабль не умирает, — отрезала Артия, — пока о нем помнят.
И в молчании буксир потащил их к другому берегу.
Феликс остался в Ландоне. Сказал, что надо кое с кем повидаться по поводу картины, которую, подобно портрету Артии и Бушприта, собираются выставить в Республиканской галерее. Это был, несомненно, предлог. Однако никто не стал возражать, кроме Уолтера, но Питер украдкой лягнул его в лодыжку.
Над адмиралтейским буксиром гордо реял флаг Свободной Ангелии — красно-бело-зелено-желто-синий. Людям Артии было тревожно и беспокойно. Никто из них еще не заявил напрямик, что желает вернуться в море, не говоря уже о том, чтобы грабить корабли франкоспанцев. Но никто и не отказался. Только Катберт заметил, что «неплохой подвернулся случай».
