— Ты дурочка или да? — недовольно рыкнул брат. — У тебя неприятности, а ты беспокоишься, что Дима узнает о том, что у тебя есть сталкер? Пытаешься из себя и дальше строить сильную и независимую?!
Я вжала голову в плечи. Как-то не ожидала такой отповеди. Я ещё бы и глаза прикрыла, но это уже было бы совсем позорным ребячеством.
— Не ори на нее! — рявкнула Светка, грозно сверкая голубыми глазами. — Ей и так плохо!
Макс ошарашено вытаращился на нее. Кажется, дар речи у него пропал.
— Спасибо, мамочка, — хихикнула я, позабавленная такой реакцией.
— Всегда пожалуйста, — снисходительно усмехнулась она и уже серьезно добавила: — Но он прав. Диме нужно сказать. В конце концов, он у нас лицо заинтересованное, — добавила с то-о-олстым таким намеком.
— Ладно, — вяло махнула рукой. — Макс, делай, что посчитаешь нужным.
— Хорошо, — сухо произнес он.
На этой жизнерадостной ноте мы дружно отправились на кухню пить чай. Пары на сегодня никто не отменял.
ГЛАВА 11
Учебный день тянулся довольно-таки уныло. Ничего особенно интересного или серьезного. Унылая лекция самого сонного преподавателя на кафедре сменилась лабораторной, на которой нас заставили просто переписать параграф из учебника, а та — практикой, где увлекшийся препод пол-урока чертил на доске схему самогонного аппарата. Последней парой у нас опять была лекция, причем у декана. Что означало полтора часа долбания мозга на тему «В кого вы такие непутевые уродились?», а потом нас явно ждало что-то вроде «В моем учебнике со страницы сорок по страницу шестьдесят — переписать и зарисовать схемы». Неудивительно, что когда к нам заглянул замдекана и сообщил, что лекции не будет, поток встретил новость облегченным гулом.
— Не день, а тоска смертная, — зевнула Светка, когда мы шли по направлению к залу, где сейчас занимались косплееры.
— Угу, — отозвалась я, рассеянно оглядываясь.
Мы лениво переговаривались, неторопливо передвигаясь по пустым коридорам. Было что-то приятное в том, чтобы вот так шагать, осознавая, что большая часть тех, кто скрыт за оставленными позади дверями, вовсю грызут гранит науки.
Когда мы почти дошли до места, пиликнул мой мобильный, оповещая о СМС. Я вытащила телефон из кармана джинс и задумчиво уставилась на короткое: «Перезвони, как только сможешь» присланное от контакта, обозначенного как «Папа».
— Что там? — с любопытством посмотрела на меня Светка.
— Папа просит перезвонить, — показала ей текст.
— Хм, соскучился? Ты вообще когда последний раз дома была?
— Недели две назад? — неуверенно спросила я и, поймав искрящийся смехом взгляд подруги, возмущенно воскликнула: — Что ты на меня так смотришь?! Они с мамой с морей вернулись только вчера вечером. Мы с Максом планировали пойти к ним завтра.
— Чего ты передо мной оправдываешься? — иронично вскинула она бровь. — Будто я тебя обвинила в том, что ты плохая дочь.
Я покраснела и опустила взгляд.
— Эх, ты, — ласково потрепала меня по макушке Света. — Когда ты уже свои комплексы выкорчуешь?
— Ой, все, — отмахнулась я, ощущая себя некомфортно от этой темы.
Да, я считала, что мои родители заслуживают ребенка лучше, чем я. Нет, мне это не втолковывали, не припоминали при каждом случае промахи, не сравнивали с другими не в мою сторону. Я вообще не понимаю, откуда оно взялось. Но было. И я не могла с этим ничего поделать до сих пор.
Мы как раз остановились перед дверью, за которой слышался шум, перекрываемый громким голосом Лиры.
— Иди, — махнула я Светке рукой. — Я позвоню, когда мы закончим.
— Если что — я в библиотеке, — улыбнулась она.
Я немного постояла, наблюдая, как она уходит, и… не стала входить. Вместо этого отошла к окну, залезла на подоконник и набрала отца.
— Прогуливаешь? — со смешком спросил он, подняв трубку.
— Я не прогуливаю, — чопорно отозвалась я. — Вообще.
— Ой, вот только не надо мне этих сказочек. Все прогуливают. Абсолютно. И это правильно, если не переходит границы.
Сказано это было так томно и с ноткой ностальгии, что я поняла: студенчество у папы ассоциируется только с приятным. И опять поразилась тому, как умудрилась попросту пропустить два курса, угробив их исключительно на учебу.
— Ну, сейчас у меня просто нет пары, — усмехнулась я и тепло проговорила: — Привет, пап.
— И тебе не хворать, дочь, — отозвался он. — Вас завтра ждать?
— Да, я же писала.
— Хорошо… Слушай, — он замялся. — Тут такое дело… Мне нужна твоя помощь.
— Да, я слушаю? — посерьезнела я.
— Я нашел Косте работу. Прекрасную. В его стиле. Иллюстратором для издательства, специализирующегося на детской литературе.
— Это же отлично! — широко распахнула я глаза.
— Это мы с тобой так считаем, — кисло отозвался папа. — Ты же знаешь своего дядю. Х-х-художник, — процедил злобно. — Творец, мать его! С него станется заартачиться, мол, это ремесленничество, а не искусство. Потому мне нужна твоя помощь. Вы всегда были очень близки, может, тебя он послушает.
— Оу… Я не уверена, на самом деле, — промямлила, пребывая в смятении.
В самом начале нашего с Димой знакомства мы обсуждали мой серьезный подход к учебе. Тогда я обмолвилась, что у меня перед глазами был яркий пример того, как человек прожигает свою молодость, а затем остается у разбитого корыта.
Вот этим человеком и был мой дядя Костя. Мужчина, которому его талант и желание жить яркой жизнью эту самую жизнь и сломали. Сейчас ему тридцать и он зарабатывает тем, что пытается продавать свои картины в переходах и на интернет-площадках. И до сих пор верит, что однажды его заметят и вознесут на вершину. Ведь ему все, с самого его детства, твердили, что он нереально талантлив. Гениален. Вот он и ждет, пока этот гений заметят.
Мы с ним были неразлучны, пока я была мелкой… Я видела, как он ломался из года в год, превращаясь из яркого притягательного парня, по которому сохли все окрестные девчонки, в нервного и задерганного мужчину, истощенного, с печатью обреченности на лице. Сейчас Костя держится исключительно на собственном упрямстве. Иногда мне даже кажется, что отбери у него это упрямство, и его не станет. Сразу.
— Лина, ты обязана мне помочь, — тихо проговорил отец. — Косте в этом году стукнуло тридцать, а все, на что хватает его заработка: оплачивать коммунальные в родительской квартире и не умереть с голоду. Это ведь не дело.
— Да я понимаю, — вздохнула тяжело. — Но ты помнишь, что он мне сказал тогда, в одиннадцатом классе?
— Что ты предаешь талант, и тебя за это судьба ещё накажет?
