Ассертивный контроль — это способ взаимодействия родителя с ребенком, формирующий гибкую систему, адаптированную под трудности и особенности ребенка. Такая форма контроля менее свободная, нежели поддерживающий контроль, однако вместе с ним создает надежную поддержку при осуществлении ежедневных практик и взаимодействий родителя и ребенка.
Ассертивный контроль базируется не на основании «надо», а на основании «что нужно ребенку для его ежедневной жизни?» Эта система формируется из представлений родителя не о том, как должны себя вести нормальные дети, а о том, как будет лучше именно его ребенку с его особенностями и интересами.
Когда вы учите ребенка чему-то, помогаете ему самостоятельно организовать свою среду — это тоже способ контроля, потому что вы даете ему инструменты, благодаря которым он потом станет заботиться о себе сам. Вы будете присутствовать в его жизни в позитивном, а не в негативном свете.
Директивный контроль — инструментальный вид контроля, более строгий (и более известный в России). Родитель задает правила, требует исполнения определенных ритуалов или инструкций. На многих форумах именно такая форма контроля описывается как идеальная, но статистика опровергает это: в ряде случаев именно директивный контроль вызывает протест в более взрослом возрасте и приводит к охлаждению детско-родительских отношений.
Сам по себе этот вариант неплох. Чаще к нему прибегают мамы (и некоторые папы), у которых мало поддержки (им некогда тратить время на налаживание доброжелательного общения). Особенно это распространено среди матерей-одиночек.
Навязчиво-директивный контроль во многом похож на предыдущий, однако родитель не только задает правила и инструкции, но и навязчиво проверяет их исполнение. В этом случае у ребенка крайне низкая свобода воли, за ним постоянно наблюдают, он растет в атмосфере тотального недоверия и психологической несвободы. Баумринд говорила об этом типе контроля как о наименее благоприятном для ребенка.
Такой тип контроля часто используют домашние тираны (как отцы, так и матери). Довольно часто он встречается среди отчимов: они дают задания детям, исходя из того, что те невероятно глупы и не справятся, если их не дергать каждые пять минут.
На основании этой типологии Баумринд строила свои исследования и выделила несколько стилей воспитания: попустительский, авторитетный, демократический и авторитарный.
Для лучшего понимания влияния контроля на детей она провела несколько крупных научных работ, направленных на изучение отношений матери и ребенка. К сожалению, ее группы не были достаточно сбалансированы, и это привело к искажению некоторых результатов, что потребовало дальнейшего осмысления и новых научных работ. Впрочем, Баумринд не ограничилась первым исследованием и продолжала развивать свои научные гипотезы в течение многих лет.
Другие ученые многократно пересматривали и оспаривали ее результаты. Одной из первых (и наиболее аргументированных) статей стала работа Кэтрин Льюис.
Критика Льюис была направлена на то, что контроль — пусть даже самый доброжелательный — не единственный процесс формирования отношений в семье. Она обращала внимание на то, что родители в целом активно создают среду своим прямым участием в жизни ребенка, в диалогах с различными инстанциями. К тому же (это затем подтвердилось) Льюис обращала внимание на то, что родители по-разному относятся к детям и, конечно, меняют системы контроля в зависимости от того, сколько лет ребенку и чем он сейчас занимается.
Эти изменения на протяжении детства ребенка всегда были для ученых сложным аспектом, ведь практически невозможно выстроить исследование так, чтобы наблюдать за всеми деталями (даже лонгитюдные исследования, продолжающиеся в течение десятилетий, обычно позволяют лишь делать некоторые срезы и отслеживать только общие тенденции, но никак не столь важные при ежедневном контакте подробности, как представления родителя о возможностях ребенка, его повседневные практики, тон голоса, отношение к друзьям, учителям и одноклассникам, цели, ценности и ожидания). Все это стало легче отслеживать и документировать с усовершенствованием технологий, но, конечно, в 1970-е годы это было недоступно.
Поэтому чаще всего исследователи просто игнорировали изменения в стиле воспитания (как будто родитель ведет себя одинаково и с младенцем, и с шестилеткой). На самом деле, конечно, изменения есть: когда ребенку от двух до трех лет, все родители становятся более требовательными, ведь, как им кажется, малыш уже все понимает (это не так). Перед школой родители резко меняют уровень требований к ребенку, настаивая, чтобы вчерашний «охотник на лягушек» или «отважная исследовательница канав» научились замирать на 5–6 часов в день (особенно этого требуют от девочек).
У меня есть любимый пример, касающийся разницы в гендерном воспитании. Возле ленты выдачи багажа в аэропорту стоит мама с двумя детьми (девочка чуть младше, лет семи, мальчику около девяти). Дети, которые только что просидели пять часов в самолете, хотят бегать и дурачиться, «ощупывают» ленту выдачи багажа. Мама одергивает и запрещает это делать только девочке, требуя, чтобы она стояла смирно, в то время как дурачества сына будто не замечает. Более того, мальчик намного больше двигается, но мама на это обращает мало внимания, зато каждое движение дочки комментирует в негативном ключе («не дергайся», «что ты качаешься», «встань ровно»).
Когда ребенок становится подростком, почти все родители, облегченно выдохнув, отстраняются и сводят общение к считаным минутам в день. И зря. Именно в этом возрасте диалоги и эмоциональная поддержка очень важны для детей: их учебная нагрузка вырастает в разы, неуверенность в себе становится непереносимой, гормональный фон постоянно скачет, появляется очень много страха и неопределенности как в отношениях, так и в дальнейшей жизни.
Теория привязанности. Ребенок — участник отношений
Параллельно исследованиям Баумринд и ее диалогам с оппонентами появилась теория привязанности, которая затем получила большое распространение в России и сейчас часто подается как революционная и модная, хотя на самом деле ей уже достаточно много лет и ряд ее особенностей был раскритикован и пересмотрен.
Джон Боулби и Энн Эйнсворт в своих исследованиях опирались на последствия разрушения связи детей и родителей.
Эта теория в целом весьма интересна, потому что во главу угла основатели поставили эмоциональную защищенность ребенка, то есть в некотором смысле она перекликается с тем, о чем говорила Диана Баумринд, и продолжает развивать возникшую в 1970-е годы концепцию ценности внутреннего мира человека, гуманистическую направленность воспитания и отношений «родитель — ребенок».
Для Боулби и Эйнсворт наиболее важным является уникальный мир, рождающийся в контакте родителя с ребенком. Ученые значительное внимание уделяли не только тому, что делает родитель для создания сыну или дочери безопасной эмоциональной обстановки, но и тому, как ведет себя ребенок, какие его реакции вызывают тот или иной отклик у опекуна (это тоже перекликается с теорий Баумринд: ребенок не только как получатель или фильтр информации, но и как инициатор контакта, пусть и не понимающий, как он это делает).
